Закрыть
Восстановите членство в Клубе!
Мы очень рады, что Вы решили вернуться в нашу клубную семью!
Чтобы восстановить свое членство в Клубе – воспользуйтесь формой авторизации: введите номер своей клубной карты и фамилию.
Важно! С восстановлением членства в Клубе Вы востанавливаете и все свои клубные привилегии.
Авторизация членов Клуба:
№ карты:
Фамилия:
Узнать номер своей клубной карты Вы
можете, позвонив в информационную службу
Клуба или получив помощь он-лайн..
Информационная служба :
(067) 332-93-93
(050) 113-93-93
(093) 170-03-93
(057) 783-88-88
Если Вы еще не были зарегистрированы в Книжном Клубе, но хотите присоединиться к клубной семье – перейдите по
этой ссылке!
УКР | РУС

Ковалевский Александр — «Клан»

От автора

Несмотря на однозначность названия, эта книга не столько о мафии, сколько о людях, пытающихся этой мафии противостоять. Начав сочинять этот роман, я рассчитывал, что хотя бы в книге добро победит зло, но по ходу развития сюжета герои поступали так, как им диктовала жизнь, и что-то изменить в их судьбе и уберечь от смертельной опасности у меня не получилось. Ведь я не волшебник и творить чудеса не умею, а спасти моих героев, бросивших вызов могущественной мафии, могло только чудо. Киношных супергероев, которых даже пули не берут, в реальной жизни не бывает, и потому я не стал придумывать для своих героев «палочки-выручалки», чтобы спасти их в последний момент. Сказки — это уже другой жанр. Я же описываю реалии такими, какими их вижу, а действительность — такой, какая она есть, и не моя вина в том, что эта действительность порой бывает очень жестокой.
Подвергнув своих героев жесточайшим испытаниям, оказавшимся для них за гранью возможного, я все же считаю их скорее победителями, чем побежденными,  и поставил точку в этом романе с гордостью за них. На их месте я поступил бы, наверное, так же. Надеюсь, что эта книга найдет своего читателя и не оставит его равнодушным.

Часть первая


У каждой эпохи свои герои: в Древней Греции    символом мужества и героизма стали триста спартанцев царя Леонида, в Римской империи —  бесстрашный вождь восставших гладиаторов Спартак, в рыцарское Средневековье героем английских народных баллад был защитник бедных благородный разбойник Робин Гуд, а нынче национальными героями вполне могут стать бандиты, не отличающиеся ни благородством, ни мужеством. Некоронованный «король  региона»  Рашид Тимурович Мамедов был своего рода «героем нашего времени». Этому выходцу из бедной шахтерской семьи удалось вылезти из «грязи в князи» в разгульно-бандитские годы. То было лихое время разборок «по понятиям» на «стрелках», закончившихся для многих любителей быстрого обогащения на кладбище.  Рашиду повезло — он не только уцелел в криминальных войнах, но и  хорошо на них поднялся, унаследовав после гибели своего босса всю его бизнес-империю. Став главарем мощнейшего клана, он на «стрелки-разборки» больше не ездил и, маниакально опасаясь покушений на свою драгоценную персону, укрылся от честного люда за высоченным бетонным забором в  собственном мини-государстве, которое обосновал на территории отобранного у горожан ботанического сада. Границы владений «короля региона» и все дальние и ближние подступы к нему  охраняли одетые в армейский камуфляж секьюрити.
...

Впрочем, никто и не роптал. К Рашиду Мамедову в контролируемом им регионе относились с тем почтительным уважением, с каким когда-то в приснопамятные советские времена люди относились к «отцу всех народов и лучшему другу физкультурников» Иосифу Сталину. То есть боялись и любили его, как «земного бога».

Это было еще в конце 80-х — во времена зарождения рэкетирского движняка. Молодой Рашид был тогда рядовым членом банды рэкетиров и «грабил награбленное» — отбирал излишки у цеховиков , занимавшихся подпольным производством. Вспоминая те лихие годы, Рашид сам удивлялся, как ему удалось выжить в жесточайшей войне за передел собственности в регионе. На него покушались не раз и не два, и только Аллах уберег его от пуль конкурентов.
Кроме Аллаха у мусульманина Рашида Мамедова был еще один серьезный покровитель — начальник юзовского УБОПа   Владимир Гладышев, с которым Рашид познакомился, когда тот еще был простым опером. Завязалось это знакомство при весьма малоприятных для Рашида обстоятельствах — его задержали по подозрению в убийстве цеховика, и Рашид Тимурович по сей день не мог забыть пережитый тогда стресс от сознания того, что лучшие годы ему приведется провести за решеткой.

— Вот тебе бумага и ручка, пиши, как оно все было, и поподробнее. Поможешь следствию — суд это учтет, — сказал Гладышев, и Рашид, хлюпая носом,  накатал дрожащей рукой целое сочинение на заданную тему.
— В школе, я вижу, ты не очень-то хорошо учился. Уроки небось прогуливал? — спросил розыскник, прочитав откровения задержанного.
— Было дело, — покаянно склонив голову, ответил Рашид.
— В институт с такой грамотностью, как я понимаю, ты и не пытался поступать, — поинтересовался оперативник.
— Да куда мне в институт, — вздохнул Рашид. — Еле школу на тройки закончил.
— А почему тебя, лба здорового, в армию не призвали? Закосил небось?
— Ниче я не косил. Просто решил вопрос с военкомом насчет «белого билета», вот меня и признали непригодным в мирное время.
— Откупился, значит. Нехорошо ты, однако, свою жизнь начал, — укоризненно покачал головой Гладышев. — Пристроился на торговой базе экспедитором, понимаешь, а другие пусть за тебя родину защищают, пока ты цеховиков тут грабишь? Так, да? Что молчишь? — грозно навис он над Рашидом.
— Так я это, если надо родине послужить, я завсегда готов, — вжав голову в плечи, пролепетал тот.
— Готов послужить, говоришь? Молодец, — похвалил его Гладышев. — Тока у меня тут не военкомат, я тебе иную службу предлагаю. Парень, вижу, ты нормальный, серьезно боксом, слышал, занимаешься, в общем, не совсем потерянная для общества личность. Помочь нам хочешь?
— Материально? — оживился Рашид, сообразив, куда клонит опер.
— Не только, — пристально глядя ему в глаза, сказал Гладышев…
После того судьбоносного для Рашида разговора минуло уже два десятилетия, а он и сегодня помнил его слово в слово.  Именно благодаря покровительству Владимира Гладышева Рашид Мамедов, выбравший для себя оперативный псевдоним Али в честь великого боксера Мухаммеда Али, и был обязан своему невероятному для выходца из бедной татарской семьи восхождению. В какие бы криминальные дела Рашид потом ни впутывался, сажали других, а он всегда выходил сухим из воды. Так что при всех своих выдающихся качествах, определивших его лидерство в преступном мире Юзовска, без помощи милиции в лице Гладышева Рашид не стал бы тем, кем он стал, — самым богатым олигархом в стране, уверенно прошедшим по партийным спискам в парламент.

Сейчас-то Рашид понимал, что нельзя было тогда действовать столь топорно, но что сделано, то сделано, прошлое вспять не повернешь. При ином раскладе он давно бы отдал приказ своему начальнику службы безопасности — отставному милицейскому  генералу Владимиру Гладышеву — показательно проучить эту Белкину, но «наезд» на известную журналистку сразу бы связали с опубликованным ею компроматом на Мамедова, поэтому трогать ее было пока нельзя. Раз он всерьез вознамерился стать главой государства,  ссориться с прессой ему было совершенно ни к чему, и Рашид решил, что пусть лучше отповедь Инне Белкиной даст не менее известная журналистка Галка Керман, немало сделавшая в свое время для отбеливания имиджа дважды судимого премьера, а заодно и прозондирует, так сказать, почву насчет того, как воспримет народ его кандидатуру в будущие президенты.
Галка к поставленной задаче отнеслась с должной самоотдачей, и вскоре на первых страницах столичных газет появилась ее статья «Рашид Мамедов — наш будущий президент», начинавшаяся словами:  «Я иногда умею видеть печать власти на челе человека. Это мне передалось от бабушки, которая была ясновидящей. Такую печать власти я увидела на лбу Рашида, и мне было видение, что он наш будущий президент. И я уверена — он будет им, если, конечно,  захочет».

Скрежеща зубами, Рашид заставил себя прочитать пасквиль Давыдова до конца, после чего вызвал к себе Гладышева.
Отставной генерал, получив указание закрыть рот зарвавшемуся писаке, заверил Рашида, что он «все понял».
— Что ты понял? — уточнил Рашид.
— Ну, я знаю только один надежный способ решения таких вопросов: нет человека — нет проблем, — усмехнулся Гладышев.
— И опять получится, как с тем журналюгой, ну которого твои орлы битами забили?  — недовольно скривился Рашид.
— Но ты ж сам сказал, чтоб все выглядело как обычная хулиганка: мои и инсценировали нападение из хулиганских, так сказать, побуждений.
— Хреново они инсценировали, потому и попались. Ты еще скажи спасибо, что твои дуболомы на суде держали язык за зубами, а то б очутился на скамье подсудимых вместе с ними. Как заказчик…
— Не спорю, тогда прокол вышел. А теперь у меня такие орлы, сработают этого Давыдова — комар носа не подточит.
— Не бывают, но ты, как начальник службы безопасности, пока не отрабатываешь тех бабок, что я тебе плачу. Почему, позволь тебя спросить, какая-то журналистка смогла столько нарыть на меня?
— Рашид, но ты же сам не возражал, чтобы она о тебе написала, — напомнил Гладышев.
— Я не возражал, чтобы она написала обо мне как об успешном бизнесмене и щедром меценате, отразила в своем репортаже, как много я делаю для страны! А твоя задача была ее контролировать, чтобы она свой нос куда не надо не совала. Ты считаешь, что справился с этой задачей? Молчишь? То-то и оно. У меня и сейчас нет уверенности в том, что с Давыдовым ты не напортачишь. Короче, никакого чтоб криминала, мне скандалов не надо, понял, да?
— Таким, как этот Давыдов, рот только пуля закроет.
— А напрячь свои генеральские мозги и придумать что-нибудь пооригинальней не можешь? Тогда зачем я тебя держу? — раздраженно спросил Рашид.

 *  *  *
 
Свой первый роман Алексей Давыдов написал для одной прекрасной замужней дамы, любовь к которой вдохновила его на литературные подвиги. Ее звали Ольга, и  работала она следователем в одном райотделе с Алексеем. Тогда лейтенанту милиции Ольге Пучковой было двадцать четыре, а комбату милицейского спецназа Давыдову под сорок, но он влюбился в нее, как мальчишка. Их служебный роман продолжался почти два года, прежде чем Ольга решилась развестись с нелюбимым мужем и отдала свою руку и сердце боготворившему ее Алексею, и не ошиблась в своем выборе. Их брак можно было назвать идеальным — Алексей считал свою жену самой красивой женщиной в мире и посвящал ей книги, Ольга же гордилась мужем, который проснулся знаменитым после выхода его первого романа, главной героиней которого была она.  Сегодня ей было уже за тридцать, и она, имея два высших образования — исторический факультет госуниверситета и заочный юрфак, прекрасно себя чувствовала в роли домохозяйки. Расследование уголовных дел, допросы свидетелей, подозреваемых — все это осталось в ее прошлой жизни. Уволившись из милиции по собственному желанию, Ольга о своем решении поставить крест на служебной карьере не сожалела. Она любила и была любимой, а что для женщины может быть главнее этого? Что касается карьеры, то для нее было достаточно успехов  мужа, из-под пера которого выходили детективные романы, пользовавшиеся огромной популярностью у читателей.
Алексей был на шестнадцать лет старше ее, но разницы с ним в возрасте Ольга не ощущала. Мастер спорта по альпинизму, спортивному скалолазанию и рукопашному бою, Алексей Давыдов в свои сорок восемь лет был в отличной форме и по физической подготовке мог дать фору любому мужчине намного моложе его. Не каждый в его годы может запросто сесть на шпагат, двадцать раз подтянуться или пробежать марафонскую дистанцию, что для Алексея было нормой, и это притом, что он проводил за компьютером по двенадцать-четырнадцать часов в день.

Бывший майор милиции Давыдов, полжизни проходивший в форме, теперь одевался так, как ему было удобно, и даже на сцену оперного театра, когда его пригласили для награждения как лауреата международного книжного фестиваля, вышел без галстука и в джинсах. И сколько Ольга ни уговаривала его съездить как-нибудь в бутик, чтобы выбрать ему приличный костюм, Алексей говорил ей, что он предпочитает джинсовый стиль и потому костюм ему без надобности. Он «вольный художник», а писатель — эта самая свободная из известных ему профессий, и эту возможность самолично решать, что делать и чего не делать, самому распоряжаться своим временем и выбирать себе род занятий он ценил превыше всего.
Сегодня он собирался завершить очередную главу, но неожиданный визит Романа расстроил все его творческие планы. Понимая, что поработать уже не  удастся, Алексей закрыл ноутбук и внимательно выслушал старого друга. Предложение Романа принять участие в зимней экспедиции на Ушбу — одну из красивейших вершин мира, застало его врасплох.

— Я видел этот материал и в свою очередь написал статью о коррупции в нашей прокуратуре. Реакции на нее тоже никакой.
— Вот я говорю, что публицистика — это пустая трата времени! — убежденно сказала Ольга. — Ладно, был бы ты профессиональным журналистом и тебе платили бы за каждую строчку гонорар.  А так твои статьи бесплатно перепечатывают в Интернете все, кто захочет. Я  подсчитала: за этот год у тебя вышло более ста топ-статей, а мог бы новый роман за это время написать.
— Тут ты права. С публицистикой надо заканчивать, — согласился Алексей. — Я обещал издателю, что к концу августа завершу работу над новой книгой, уже февраль, а у меня роман еще в зачаточном состоянии. Все, решено — с этого дня даже новости не смотрю, чтобы не отвлекаться на политику, — сказал он, пододвигая к себе ноутбук.
Ольга, довольная тем, что муж согласился со всеми ее доводами, ушла на кухню готовить ужин.
 Алексей, включив компьютер, первым делом проверил электронную почту. В его ящике было всего одно письмо — от известной журналистки Инны Белкиной.
«…У меня к Вам  есть разговор — вернее, предложение. Давайте вместе сделаем книгу о клане Рашида Мамедова  и не только. О 90-х и что было потом. Об истории явления и так далее. Книгу художественную. О том, как убивали воров, откуда приезжали киллеры, о бандитских «стрелках-разборках» и ментовских буднях того времени и о том, что стало результатом всего этого. Книгу, в которой будут несколько периодов — это 80-е (партийная номенклатура и молодые бандиты, срастающиеся с властью, цеховики), 90-е  и наше время — кем стали эти люди (в смысле, кто выжил).  Я просто очень хотела бы поработать вместе — у меня есть свой фактаж и какое-то имя в журналистике, у Вас литературный опыт плюс опыт работы в силовых структурах, то есть знание  системы изнутри, и если бы нам объединить  усилия, возможно, получилась бы сенсационная книга, я, во всяком случае, в это верю. Пожалуйста, напишите мне, что Вы об этом думаете — надеюсь на Ваше позитивное восприятие моего предложения.
С уважением, Инна Белкина».
Прочитав это послание, Алексей, не собиравшийся с кем-либо работать в соавторстве, тем не менее не смог ответить прямым отказом очаровательной журналистке, статьи которой отличались дерзкой смелостью, что вызывало у него невольное уважение. У Инны был свой неповторимый стиль, ее убийственная женская ирония сочеталась с компетентным анализом политических реалий,  и вообще, она была просто очень красивой женщиной, и Алексей постарался ответить ей максимально учтиво, что, мол, ее идея безусловно интересна и такая книга нужна обществу, но он слабо представляет себе, как можно вдвоем работать над художественным произведением.

...

Летом 1996-го командир роты милиции специального назначения капитан Давыдов задержал за нарушение общественного порядка бывшего милиционера «Беркута» Гусельникова и  доставил его в дежурку ГОМа при Центральном рынке. Гусельников вел себя вызывающе: сначала похвалялся своими связями в Управлении, предлагал решить вопрос по-хорошему, а убедившись, что на задержавшего его капитана такие уговоры не действуют, перешел к угрозам, что, мол, за него с Давыдова сорвут погоны. Вот чего Алексей терпеть не мог, так это угроз в свой адрес, и в результате распоясавшийся Гусельников договорился до того, что его на всю ночь закрыли в камеру.

*  *  *

Сменив штаны с генеральскими лампасами на цивильный костюм от Бриони, Владимир Гладышев, получавший теперь на службе у Мамедова на порядок больше его должностного оклада начальника областного Управления,  тосковал по утраченной былой власти, когда даже такой крутой авторитет, как Рашид Мамедов, вынужден был с ним считаться. Да сегодня Рашид вообще был бы никем и звать его никак, если бы в свое время Вова Гладышев  не привлек его к негласному сотрудничеству с милицией. К началу девяностых в стране произошло повсеместное образование новых преступных формирований, и старший опер небольшого по штатной численности подразделения по борьбе с организованной преступностью майор Гладышев использовал Рашида не столько как завербованного агента, сколько как спонсора юзовского УБОПа в его нелегкой борьбе с распоясавшимися бандитскими группировками.

Когда в середине девяностых годов в Юзовской области началась настоящая криминальная война и пальба на улицах приобрела просто неприличные масштабы, о неуловимости для правоохранительных органов Рашида и его боевиков, среди бела дня расстреливавших коммерсантов, на чей бизнес положил глаз Мамедов,  в городе стали ходить легенды.

Служить в милицию молодой коммунист Вова Гладышев пришел, что называется, от станка, по путевке заводского коллектива. Ему тогда только исполнилось двадцать три года, и поначалу он сам был шокирован прозой жизни, с которой ему с первых же дней пришлось столкнуться в угро. Его коллеги-наставники раскрывали двойное убийство семидесятилетнего сторожа и сорокалетней бухгалтерши  овощной фабрики, трупы которых были обнаружены гражданином Сидоровым, мужем задушенной собственным платком бухгалтерши. Он же и вызвал милицию. Со слов Сидорова, в тот роковой день жена предупредила, что задержится допоздна — ей нужно было закончить квартальный отчет, и  когда освободится, то перезвонит, чтобы он вышел ее встретить. Они жили в десяти минутах ходьбы от фабрики, и Сидоров всегда выходил встречать супругу, когда та задерживалась на работе. В этот раз она позвонила ему в половине одиннадцатого вчера, и он сразу пошел ее встречать. Когда он пришел на фабрику, то у проходной его никто не ждал. В запертой каморке сторожа горел свет, но сколько Сидоров ни стучал, дверь ему никто так и не открыл.
Заглянув в окно каморки, он увидел лежащего на полу без признаков жизни сторожа, под которым растеклась лужа крови. Как добропорядочный гражданин, Сидоров сразу кинулся к ближайшему телефону-автомату сообщить о случившемся в милицию. Приехавшей минут через двадцать следственно-оперативной группе, чтобы зайти в сторожку, пришлось высаживать дверь, оказавшейся закрытой изнутри на крючок, и находились в ней не один, а два трупа: сторожа, заколотого предположительно заточкой, и жены Сидорова,  задушенной ее же шелковым платком.  При осмотре ее тела под левой грудью была обнаружена колотая рана от заточки. Орудия преступления в каморке, которую перерыли вверх дном, найти не удалось, и совершенно непонятно было, как убийца вышел из каморки? Осмотрев оконную раму, эксперт-криминалист по толстому слою нетронутой пыли на подоконнике пришел к выводу, что через окно убийца уйти не мог, через запертую изнутри дверь тем более. Других выходов, иначе как через окно или дверь, из сторожки не было. Чтобы не ломать себе голову над подобными  загадками и побыстрее доложить начальству о раскрытии двойного убийства, менты пошли по пути наименьшего сопротивления, а именно  задержали убитого горем Сидорова  и стали колоть его на причастность к этим убийствам, ибо негласное правило раскрытия преступлений по горячим следам гласило: кто первый вызвал милицию, того первым и надо задерживать как возможного преступника.  А поскольку почти девяносто процентов убийств совершаются на бытовой почве после совместного распития спиртных напитков или из ревности, то такие меры были зачастую оправданными.
Для случая с Сидоровым подходила версия ревности, хотя сами опера в эту версию слабо верили. С какого это бодуна сорокалетней бухгалтерше было крутить шашни с семидесятилетним сторожем?
У Гладышева были мысли организовать собственное дело: открыть, например,  ресторанчик или какой-нибудь магазин, стартовый капитал у него имелся, но рисковать своими деньгами, а возможно и головой, как-то не очень хотелось. Бизнес — это ведь всегда риск, да еще в таком регионе, как Юзовский, в котором по сей день остались нераскрытыми более полусотни заказных убийств коммерсантов, чей бизнес потом перешел к Мамедову.
За то, чтобы эти убийства никогда не были раскрыты, Рашид в свое время Гладышеву хорошо заплатил, и кого же теперь винить, как не самого себя, что профессиональные убийцы гуляют на свободе и не знаешь теперь, кто станет их следующей жертвой? В общем, деваться оставшемуся не у дел Гладышеву было некуда, кроме как пойти под крыло олигарху Мамедову. Начальник службы безопасности — это, считай, правая рука Рашида, который из лидера ОПГ вырос в видного политика, имевшего влияние на самого президента, и Гладышев ценил оказанное ему Мамедовым доверие и относился к его указаниям и поручениям с присущим ему служебным рвением.
Разобраться с зарвавшимися акулами пера Давыдовым и Белкиной он решил без промедления, а то, что Давыдов бывший мент, генерал-лейтенанта милиции Гладышева ничуть не смущало. Так писать о милиции, как Давыдов, мог только изгой системы, считал Гладышев, и потому горел желанием как следует его  проучить. Что касается журналистки, то шутить с ней начальник службы безопасности Мамедова тоже не собирался.  Из-за этой златокудрой стервы Рашид отчитал его, как мальчишку, и Гладышев просто обязан был себя реабилитировать, но первым делом следовало заняться все же Давыдовым.

Чтобы ее книга гарантированно стала бестселлером, Инна решила пригласить в соавторы популярного автора детективных романов Алексея Давыдова. Тот, однако, отнесся к ее предложению без особого энтузиазма. Он учтиво ответил ей, что задуманная ею книга об отечественной мафии,  безусловно, нужна обществу, но от соавторства фактически отказался.
 Инну, тем не менее, не покидала уверенность в том, что, если бы ей удалось встретиться с Давыдовым в неформальной обстановке, он непременно согласился бы поработать с ней в творческом тандеме, ибо не родился еще на свет мужчина, способный устоять перед ее чарами, считала она, и была в общем-то права. Уж насколько Рашид Мамедов, казалось, был нелюдимым, и тот так распушил перед ней  хвост, что Инне не составило особого труда спровоцировать его на откровеннейшее интервью.
В свои двадцать шесть лет она действительно выглядела сногсшибательно — стройные ножки у нее росли, что называется, «от ушей», при крутых бедрах и  упругой полной груди у нее была тонкая талия и идеально плоский живот, а ее завораживающе прекрасные глаза могли притягивать и обжигать, посылать любые намеки, сводя с ума представителей сильного пола, что проверено Инной было не раз, и потому она была уверена, что Алексея Давыдова, любовно-приключенческими детективами которого она зачитывалась, она бы сразила с первого взгляда. В конце концов, бог с тем соавторством, Инне просто хотелось познакомиться ближе с писателем, который столь красиво описывал эротические сцены, что она потом долго не могла уснуть, представляя себя в крепких мужских объятиях книжного героя, в котором безошибочно угадывался сам автор.
Пока же между ними завязалась виртуальная переписка. Они жили в одном городе и могли бы встретиться  в какой-нибудь уютной кафешке, но, к разочарованию Инны, Алексей предпочитал общаться с ней только по электронной почте. Самой же напрашиваться на свидание она не решалась, к тому же Алексей Давыдов был женат. Как Инне удалось выяснить, супруга Алексея слыла в свое время самой красивой девушкой в слобожанской милиции. Прочитав на персональном сайте Давыдова очерк «О вдохновении и любви», Инна не сомневалась в том, что его красавица жена послужила прообразом главной героини его романов. Что ж, теперь было понятно, почему Алексея не заинтересовало ее предложение вдвоем поработать над книгой — у него была своя муза, и Инне оставалось только  разочарованно признать, что ей стать такой музой не светит.
Не получив со стороны Алексея Давыдова ожидаемой поддержки, Инна не отказалась от своей затеи, но ее творческий энтузиазм быстро угас. Сочинив первую главу, она самокритично осознала, что не созрела для серьезного художественного произведения. В принципе, она могла что-то там накропать, и, возможно, из-под ее пера вышел бы сносный женский детектив, ничем не хуже тех, что заполонили сегодня книжный рынок, но таких писательниц уже и без нее хватало, и никакой уверенности  в том, что ей удастся громко заявить о себе, если ее вообще возьмется кто-то напечатать, у Инны не было, а перспектива писать в стол ее не вдохновляла.
Но в потоке малоинтересных Инне всяческих жалоб иногда встречались и настоящие шедевры народного творчества. Прочитав один из таких шедевров, Инна предложила редактору опубликовать его на первой полосе в оригинале, дав от редакции лишь комментарий, что Гоголь с Булгаковым тут отдыхают. Письмо простой дворничихи стоило того, чтобы быть опубликованным  как образец эпистолярного жанра в стиле жалоба, и в редакторских правках оно не нуждалось, поскольку такую чертовщину читать надо было только в оригинале.
«Уважаемая редакция! Пишет Вам женщина, которая лучшие года своей жизни проработала в коммунальном хозяйстве дворником и потом бригадиром дворников ЖЭКУ № 13, и также была ответственной за санитарное состояние дома по улице Шариковой 32 в этом же ЖЭКУ и проживаю в этом же доме в квартире № 50.
Пишу к вам с подробностями, уже от отчаяния и в слезах оттого, что происходит в нашем доме.

Прибирая каждое утро под домом, я заглядывала в его окна и наблюдала,  как он на меня  наставлял зеркало, а то еще и делал мне замечание, что у него под дверью каждый день горы мусора, и что я его весь час продолжаю заливать и бросать разнообразный мусор ему в окна.
А также я начала замечать, что каждый день под окнами стоят метлы с черными лентами и ведра, похожие на ступы, в середине которых уголь. Я каждое утро это все прибирала и сжигала на перекрестке, но они все одно появлялись, пока я не сожгла веник в его окне, после чего на некоторый час веники исчезли.
Однако на этом его шаманские действия не прекратились, так как я сушила свое белье на улице и непреднамеренно закинула свои носки в его форточку, после чего у меня стали болеть и отказывать ноги, и я не могла ходить несколько дней.
Ко мне в квартиру от него лезут тараканы, мы все время ссоримся между собою, иногда доходить до потасовки и даже спиваемся.
В ЖЭКУ, в котором я столько лучших лет отдала за квартиру, в которой я живу с мужем, двумя сынами, их женами и маленькой внучкой, я виновная терпеть этого Кацмана? Где справедливость? Даже ЖЭК не реагирует на мои жалобы! Сам участковый боится с ним связываться.
А еще мы начали наблюдать, как почти в каждую полночь он выходит из подвального помещения со своей собакой, взлетает у нас под окнами, провоцируя нас на конфликт. Кошки, которые у него находятся, превращаются в ведьм в человеческом виде и летают вокруг него, создавая у нас под окнами и подъездом шабаш, (в последнее время еще и в голом виде!). Мой кот после этого стал постоянно гадить в разных частях нашей квартиры…»
Шутки шутками, а Инне пришлось на полном серьезе разбираться с подобным бредом. В общем, без дела она не сидела и частенько задерживалась в редакции до полуночи, готовя очередную статью в печать.

Писать о тайнах «сильных мира сего» вообще-то чревато — многие журналисты поплатились за это собственной головой, но кто не рискует, тот не пьет шампанское, считала Инна, с детства слывшая отчаянной девчонкой.

Еще она любила встречи вслепую, когда идешь и не знаешь, кто тебя будет любить — такие авантюрные сексуальные приключения ее очень заводили. Знакомилась она обычно через Интернет. В этот субботний вечер она под ником Анжелика оставила на сайте знакомств почти поэтическое сообщение: «Так хочется, чтоб кто-нибудь был рядом, и трепетать под страстным взглядом. Так хочется, почувствовав прикосновенье, замереть...», и через час ее уже забросали анкетами. Выбрав самую, по ее мнению, лучшую анкету, она договорилась о встрече с неким Денисом, двадцати трех лет, который написал о себе: «Веселый, активный парень, музыкант, поэт и просто интересный человек. Люблю море, закат, рассвет, звезды. Хочу найти девушку, желающую испытать полную гамму чувств».
О, именно «полную гамму чувств» Инна и хотела испытать! Заниматься любовью с поэтом ей еще не доводилось. «Как это, наверное, будет все романтично», — думала она, надевая свое любимое нижнее белье и чулочки на поясе. Стоя перед зеркалом, она невольно залюбовалась собой. Да, Бог ее внешностью не обидел — с таким великолепным телом, как у нее, смело можно было фотографироваться для обложки какого-нибудь глянцевого журнала, что ей однажды уже и предлагали. В принципе, Инна не видела ничего особо предосудительного в том, чтобы сняться обнаженной для мужского журнала, но,  оказавшись в фотостудии под слепящим светом направленных на нее  «юпитеров», она вдруг  сильно засмущалась и так и не решилась полностью раздеться перед фотокамерой.
В общем, фотомодели из нее не вышло, зато в интимной обстановке с избранным мужчиной приступами девичьей стыдливости она не страдала.
Денис — долговязый парень вполне интеллигентной наружности, жил в однокомнатной квартире в «хрущобе», убогая обстановка которой — старая кровать с панцирной сеткой и замызганный коврик на полу, Инну весьма смутила. Не так она себе представляла  «любовное гнездышко» молодого поэта, да и сам поэт явно не тянул на мужчину ее мечты. Правда, нетерпеливая активность, с которой он начал ее раздевать прямо с порога, Инне понравилась. Ну, не стихи же она пришла сюда слушать, так что чем скорее их свидание перейдет в горизонтальное положение, тем лучше, подумала она, когда Денис уложил ее на скрипучую кровать и безо всяких там любовных прелюдий стал стягивать с нее кружевные трусики. Инна от столь быстрого развития событий так же быстро и завелась. Пяти минут не прошло, как она позвонила в дверь, и вот уже она лежит абсолютно нагой перед едва знакомым парнем. Она хотела трепетать под страстным взглядом и, почувствовав прикосновенье, замереть? Вот ее сокровенные мечты и воплотились в реальность. А то, что любовник действовал довольно грубо — не ласкал, а ощупывал ее упругие груди, бедра, низ живота, да еще и привязал ей руки к дужкам кровати  разорванным при ней полотенцем, чтобы она, будто невольница  на рабовладельческом рынке, полностью находилась в его власти, — такая несколько странная любовная игра только распаляла Инну. Когда она уже вся дрожала от возбуждения, Денису вдруг вздумалось звонить кому-то по мобильному телефону.
— Гиви, моя девочка готова тебя принять, так что можешь подъезжать ко мне прямо сейчас, — сказал он в трубку.
— Гиви?! Какой еще Гиви? — ошалело спросила Инна.
— Гиви — это один очень авторитетный грузин. Я проиграл тебя ему в карты, — виновато опустив глаза, пояснил Денис. — А карточный долг, знаешь ли, дело святое. Так что извини, подруга, трахаться тебе со мной сегодня не придется. Надеюсь, ты не разочаруешь Гиви и он зачтет мне долг.

Пока Инна маялась бессонницей, в городском отделе по борьбе с организованной преступностью работали с задержанными грузинами. Их сразу развели по разным кабинетам, и Гиви с Михо могли слышать только леденящие душу вопли друг друга, когда опера переходили от доверительной беседы с ними к допросу с пристрастием.

Гиви, надеясь на то, что менты его просто запугивают, держался до последнего. Но когда опера действительно отвезли его на мост, на котором в этот морозный предрассветный час не было ни души, и деловито начали привязывать к его ногам чугунную батарею, он окончательно поверил в то, что с ним не шутят.

*  *  *

Достигнув к сорока годам всего, о чем только может мечтать простой смертный, Рашид, при всех его шальных миллиардах, вынужден был себе во многом отказывать. Маниакально опасаясь покушений, он боялся лишний раз выезжать из защищенной от снайперской пули резиденции и передвигался по городу только в бронированном «мерседесе», причем таких броневиков у него было три. Никто из охранников заранее не знал, в каком из трех совершенно одинаковых «меринов»  с тонированными дочерна стеклами сегодня поедет Рашид Мамедов, да охране и не надо было этого знать. Чтобы сбить с толку возможного киллера, все три бронированные машины, в одной из которой находился Рашид,  ездили колонной в сопровождении двух мощных джипов с охраной. В общем, мультимиллиардера Мамедова охраняли получше, чем президента, и все же он все равно панически боялся за свою жизнь. Если Рашид Мамедов появлялся в обществе или приезжал на футбольный матч посмотреть на игру своей команды, то его сопровождало не менее десяти телохранителей, а его персональная ложа на стадионе была защищена пуленепробиваемым стеклом. И такие беспрецедентные меры безопасности были оправданы — слишком уж много у него было недругов, желавших ему смерти.   

Официально сорокалетний Рашид Мамедов не был женат, и красавицы танцовщицы, оформленные к нему на работу как обслуживающий персонал, были фактически  наложницами, готовыми исполнить любую прихоть своего хозяина.

Вволю отоспавшись, благо сегодня было воскресенье, Инна после легкого завтрака позвонила Сокольскому узнать, какие показания дали ее вчерашние преследователи. Сергей сказал, что это нетелефонный разговор, и предложил ей подъехать к нему в Управление. Инну его приглашение заинтриговало, правда, она предпочла бы встретиться с таким интересным мужчиной, как подполковник Сокольский, в менее официальной обстановке, чем кабинет начальника угро.

Раздавшийся телефонный звонок прервал их разговор. Звонил оперативный дежурный по городу, который доложил Сокольскому, что только что на 02 поступило сообщение от депутата горсовета, что его жена покончила жизнь самоубийством, выбросившись из окна десятого этажа. Ничего экстраординарного в этом не было — «парашютисты» фигурировали в оперативных сводках чуть не каждую неделю, причем именно женщины чаще всего решались уйти из жизни столь  отчаянным способом, но личность звонившего по 02 депутата горсовета Геннадия Соплыгина, который был известен уголовному розыску под кличкой Сопля

— Значит, придется снимать тело самим, — ответил ему на это  Сергей. — А вот и городская группа как раз подъехала, — кивнул он на скрипнувший тормозами УАЗ экспертно-криминалистической службы. 
Вышедшему из него дежурному следователю прокуратуры и судмедэксперту, от которого за версту разило водкой, ничего не оставалось делать, как лезть на крышу, чтобы осмотреть труп. Без лестницы подняться к телу было непросто, и прокурорскому следователю, чертыхаясь,  пришлось забираться по водосточной трубе.

Застонав от нестерпимо сладких мук, она впилась ноготками в обнаженную спину Алексея. Ее грудь налилась так, что казалось — еще немного, и она не выдержит нарастающего блаженства… Она еще пыталась продлить это неповторимое   чувство ожидания развязки, но горячие волны накатывались все сильнее и сильнее, неумолимо приближая мгновения, чувствовать которые может только безумно любящая женщина. В ней бешено пульсировала каждая клеточка ее обнаженного тела. Да что там тела… Если и есть душа, то сейчас она переместилась именно туда, где находились страстные  губы Алексея, доведшего ее до умопомрачительного экстаза.

Впервые взяв в руки свою изданную книгу, Алексей испытал ни с чем не сравнимый восторг и долго не мог поверить в то, что набранный им в часы досуга текст наконец-то воплотился в книжные страницы. Он был благодарен судьбе за то, что, в общем-то, случайно нашел свое призвание в литературе. Получив высшее техническое образование, он сменил множество профессий, не имеющих к литературной деятельности никакого отношения.

Сколько раз Алексей поднимался на горные вершины и благополучно возвращался, выходя победителем из, казалось бы, безнадежных ситуаций исключительно потому, что рассчитывал лишь на себя, на свой опыт и интуицию.

Поверив в свои силы, Алексей научился добиваться поставленной перед собой цели. «Бороться и искать, найти и не сдаваться!» — девиз героев книги Вениамина Каверина «Два капитана» стал и его девизом. Он хуже всех подтягивается в классе — не беда, через год упорных тренировок он стал чемпионом школы, подтянувшись на уроке физкультуры тридцать шесть раз без рывков и раскачиваний.

...

Демобилизовавшись из армии, Алексей вскоре надел милицейские погоны. В том, что «эта служба и опасна, и трудна» и сотрудники милиции не зря получают зарплату, он убедился на первом же дежурстве, когда за сутки ему пришлось утихомирить с десяток семейных дебоширов, вдвоем с резервным милиционером ликвидировать массовую драку на ночной дискотеке,  затем в составе следственно-оперативной группы выехать на сообщение о разложившемся трупе бомжа в подвале и уже под утро принять самое непосредственное участие в задержании психбольного, убившего во время очередного припадка сожительницу. Рядовое, в общем-то, дежурство, но у Алексея было такое чувство, будто он побывал на передовой. Дежурная часть, первая реагирующая на все происшествия в городе, действительно была настоящей передовой, и, выезжая на сообщение о семейном скандале, никогда не знаешь, что тебя ждет за дверью обычной квартиры…

— Руслан, ответь, только честно. Папа у тебя фирмач, мама солидную должность в банке занимает, как это тебя угораздило попасть в милицию? — спросил он у тревожно шмыгающего носом лейтенанта.
— А меня никто и не спрашивал. У мамани знакомый в ментуре работал, вот меня и пристроили типа юридическое образование получить.
— Если не секрет, сколько отдал за поступление?
— Семь штук баксов пришлось отвалить, — небрежно бросил Чепраков, словно речь шла о трех рублях. —  Эх, чувствую, фиг я в этой дежурке родительские денежки отобью!
— Зря ты в милицию подался, шел бы лучше в банкиры.
— Да скука в этом банке. В ментуре куда интересней.
— Ты прав, скучать нам некогда, и сейчас нас ждет еще та развлекаловочка: надевай, искатель приключений, бронежилет, похоже, приехали, — скомандовал Кольцов, заметив возле подъезда ожидавшую их гражданку.
— Сколько ж можно вас ждать?! — напустилась та, как только Кольцов  с Чепраковым выпрыгнули из машины.
— Что у нас за проблемы? — пропустив мимо ушей справедливый, в общем-то, упрек, спросил Кольцов.
— Мужик мой бывший приперся сегодня пьянючий как скотина и давай за топор хвататься! Я еле выскочила, так он, гад, маму мою обещал зарубить! — захлебываясь от пережитого волнения, сообщила заявительница. 
— Какое-нибудь оружие в квартире есть? — осведомился Кольцов, заходя в подъезд.
— Была раньше охотничья двустволка, но этот алкаш пропил ее давно.
— Жаль, что он, козел, топор не пропил, — пробурчал Чепраков, поднимаясь за майором по ступенькам. 
— Там он закрылся, ирод проклятый, — прошептала женщина, с опаской указывая на дверь.
— Разберемся, — заверил ее Кольцов, с мрачной решимостью вдавив кнопку звонка. — Откройте, милиция! — требовательно произнес он.
За дверью послышалась подозрительная возня, но открывать ее, судя по всему, никто не собирался. Майор позвонил еще раз — никакой реакции на его звонок не последовало.
— Что же вы стоите?! Прибьет он старуху и глазом не моргнет! Когда выпьет, скотина, совсем дурной делается: чуть что — за топор хватается! — запаниковала потерпевшая, хватаясь за сердце.
— Да успокойтесь вы, никто никого не прибьет, наверняка ваш муженек дрыхнет давно! — заметил Чепраков. — Так что ждите, когда он проспится, а мы поехали на следующий вызов. 
— А мне что ж теперь — на улице прикажете ночевать? — возмущенно спросила она.
— Ну почему на улице? К соседям каким-нибудь попроситесь, — посоветовал он.
— Чего это я должна к соседям идти, когда у меня собственная жилплощадь имеется?
— А мы чем вам сейчас можем помочь? Раз нам двери не открыли — до свидания, выбивать их в наши обязанности не входит, — отрезал Чепраков. — Утром идите к своему участковому — это его работа разбираться с семейными проблемами, а мы, извините, оперативная группа!

Каждому из нас отмерен свой срок, продлить который ученые пока не в силах, и таймер, включенный еще в момент зачатия, неумолимо отсчитывает наши секунды. Время прожорливо — остановить же его невозможно. Мы вовсю наслаждаемся жизнью — этим необъяснимым подарком природы, жадно набираем силы, взрослеем и в конце концов неизбежно  приближаемся к тому грустному возрасту, который называется старостью. Посажено дерево, построен дом, выросли дети, и можно с чистой совестью предстать перед Всевышним: генетический код исчерпан и пора уступать дорогу молодым — так было заложено  природой изначально и роптать тут абсолютно бессмысленно.
Мы умудрились докопаться до элементарных частиц атомного ядра и научились использовать в своих целях ядерную энергию, но никому еще не удалось вдохнуть жизнь в мертвую материю. Нам пока не под силу остановить или хотя бы замедлить запрограммированный природой необратимый процесс старения даже у самых примитивных организмов, населяющих нашу Землю, мы не можем победить рак или СПИД, ежедневно уносящие в небытие тысячи людей, зато не жалеем времени и средств на изобретение все нового и нового смертоносного оружия.

В глубине души Алексей сожалел о том, что, поддавшись эмоциям, уволился из милиции. Его вчерашние коллеги продолжали бороться с вконец распоясавшейся преступностью, обезоруживали бандитские группировки, очищая общество от всякой криминальной сволочи, а бывший комбат ОМОНа Давыдов теперь вроде как  отсиживался в тылу. Впрочем, считал он, книга тоже может быть действенным оружием против организованной преступности и поразившей страну повальной коррупции — этой смертельно опасной для общества раковой опухоли, которая, если все будут молчать,  сама по себе не рассосется. Что касается Алексея, то он не безмолвствовал. Помимо художественных книг, в которых он стремился показать существующую действительность так, чтобы люди, оставшись наедине с книгой, как со своею совестью, задумались над тем, что так жить нельзя, и у них зародилась бы внутренняя нетерпимость ко лжи и ее верной спутнице — коррупции и преступности во всех ее проявлениях, он еще писал острые публицистические статьи, бросая тем самым открытый вызов сильным мира сего.  И этот вызов был принят…
...


…Давно остыл ужин, которой она готовила к возвращению Алексея, и стрелки часов приближались к полуночи, а его все не было. Ольга места себе не находила от терзающих ее переживаний. Найдя в своей старой записной книжке номер телефона ОСС (оперативно-справочной службы), по которому во время работы в милиции она наводила справки о «потеряшках», Ольга, постаравшись взять себя в руки, что далось ей непросто, поскольку ее сердце бешено колотилось и буквально выпрыгивало из груди, без истерики в голосе сообщила оператору возраст Алексея, его приметы и в чем он был одет, когда вышел из дома. Получив вскоре ответ, что ни в милицию, ни в больницы, ни в морги мужчины с такими приметами не поступали, Ольга немного успокоилась.

В нестерпимо мучительном ожидании, выплакав все глаза, Ольга встретила зарождающийся за окном рассвет, но ни под утро, ни днем, когда она, отчаявшись увидеть Алексея живым, собралась идти в райотдел написать заявление, он так и не дал о себе знать…
 
*  *  *

Сообразив, куда и зачем его привезли, Алексей поразился тому, что не испытывает страха ни перед окружившими его в черных масках людьми, ни перед кремационной печью, в которой с минуты на минуту он должен был завершить свой жизненный путь и душа покинет его через трубу крематория, которую он сам когда-то ремонтировал. Это было в начале 90-х. Алексей с Романом делали ремонт фасада и трубы этого крематория — ее Алексей узнал сразу, как только его вывели из джипа.
Работал он с Романом тогда на альпинистских веревках — они восстанавливали обвалившиеся облицовочные плиты из красного туфа. Фасад крематория сделали без проблем —  обычная высотная работа, а вот кирпичная  двадцатиметровая труба Алексею особо запомнилась, поскольку время от времени из нее валили клубы  черного дыма, а отключить печь хоть на пару часов, когда он навешивал на кремационную трубу веревки и заделывал цементным раствором трещины, из которых просачивался дым от сожженных трупов, работники крематория отказались, пояснив, что процесс у них непрерывный.

Его напарник, молодой, подающий надежды альпинист Дима Большаков, перил не  признавал, стараясь все маршруты пройти свободным лазаньем. Основной груз команды остался у второй связки, для которой они закрепят перила, а сейчас Роман быстро принимал Дмитрия. «Пожалуй, это будет достойная замена Алексею», — подумал он, наблюдая, как легко проходит трудные участки Дмитрий. Их связка была лидирующей, на остальных же двоих участников команды ложилась рутинная работа выбивания крючьев, подъема груза и организации бивуаков, если таковыми можно было назвать узенькие полочки, на которых предстояло ночевать альпинистам. 
Дмитрий прошел все сорок метров вертикали без малейшей задержки. Оставив Роману легкий штурмовой рюкзачок с пуховкой, роль лидера он взял на себя. Дальше крутизна стены резко возрастала, но это Дмитрия только обрадовало: чем отвеснее скалы, тем менее они занесены  снегом, а на заснеженных полочках скальные туфли практически не держали, и риск случайного срыва на них был чрезвычайно велик.  Роман охотно передал лишние карабины Дмитрию. В отличие от молодого партнера он, пройдя всего лишь одну веревку, заметно устал и только многолетний опыт помог ему безаварийно преодолеть эти метры.

Альпинизм всегда считался спортом элиты общества. Это был образ жизни целого поколения советской интеллигенции, и  спортом альпинизм назывался лишь условно. Просто за лучшие восхождения стали награждать чемпионскими медалями,  а победа одной команды над другой была весьма относительной. Никакая судейская комиссия не могла абсолютно справедливо дать оценку команде, поскольку в основном все в конечном итоге решал отчет о восхождении. Да и не в наградах суть — люди ведь ходят в горы не для того, чтобы получить грамоту или медаль.

Пять альпинистов: Алексей в связке с Романом, Юрий Борисенко с Всеволодом Грищенко и Катериной Кузнецовой — ползли, еле переставляя ноги. На второй ночевке Алексей поставил перед капитаном команды вопрос ребром: группа к восхождению не готова, нужно поворачивать назад.

Одного взгляда на него Ольге было достаточно, чтобы удостовериться в том, что прошедшую ночь ее муж провел не у любовницы. Изможденный, в  изодранном спортивном костюме,  Алексей выглядел так, будто его только что сняли с креста.
Не сдерживая себя, Ольга расплакалась на его плече.
— Леш, я думала,  ты уже не вернешься, — всхлипывая, призналась она. — Где же ты столько времени пропадал?  
В ответ Алексей молча стянул с себя анорак и показал кровавые борозды от наручников на своих запястьях.
— Так тебя менты задержали?! — изумилась Ольга.
— Черт их знает, кто они, — пожал плечами Алексей. — Представились убоповцами, но это еще надо будет проверить. Зато я знаю, кто меня заказал, — сказал он и достал из кармана скомканные листы бумаги.

Изучая будущий маршрут поездки, Ольга просмотрела альпинистские альбомы Алексея. Что и говорить, горы — это потрясающе красиво, признавала она, сгорая от нетерпения стать на горные лыжи, ведь ехали они не куда-нибудь, а в самое сердце Кавказа — альплагерь «Эльбрус». До этого она каталась на лыжах только в Карпатах, Алексей же сказал ей, что склоны Чегета покруче.
*  *  * 
 
Прошедшая ночь была для альпинистов ночью кошмаров. Они спали (если временные провалы в памяти можно было назвать сладким словом сон), забившись вчетвером в висевшую балдахином  палатку. Когда под утро температура опустилась за отметку минус сорок и провисшие стенки палатки обросли изнутри толстым слоем инея, стало уже не до сна, и, чтобы выжить, они стали травить пошлейшие анекдоты, вспоминали всевозможные истории, пронизанные порой откровенным черным юмором,  безжалостно подначивали друг друга, отпуская шуточки, на которые в другой обстановке можно было бы серьезно обидеться.

*  *  * 
 
Прошедшая ночь была для альпинистов ночью кошмаров. Они спали (если временные провалы в памяти можно было назвать сладким словом сон), забившись вчетвером в висевшую балдахином  палатку. Когда под утро температура опустилась за отметку минус сорок и провисшие стенки палатки обросли изнутри толстым слоем инея, стало уже не до сна, и, чтобы выжить, они стали травить пошлейшие анекдоты, вспоминали всевозможные истории, пронизанные порой откровенным черным юмором,  безжалостно подначивали друг друга, отпуская шуточки, на которые в другой обстановке можно было бы серьезно обидеться.

Он всю ночь тормошил друзей, заставляя разминать затекшие суставы, шевелить онемевшими пальцами, с ужасом представляя, что могло случиться, если бы они не наткнулись на эту спасительную полочку. Истощенные восхождением, на высоте более четырех тысяч метров они до утра превратились бы в заледеневшие мумии…
Первые проблески света были встречены дружным «ура!». Они выжили…  На остатках газа вскипятили пару кружек воды, жиденький чай радостно побежал по застоявшимся сосудам, зажевали сухофруктами, по-братски поделили маленькую шоколадку, вот и весь завтрак альпиниста, и вперед, пока солнце не прогрело последний, самый опасный участок скалы, который ему не нравился  с самого начала восхождения. 

Алексей предложил сфотографировать ее на фоне Эльбруса, и Ольга с удовольствием ему позировала.
Затем они закрепили объектив на багажнике и, обнявшись,  снялись на память об этом чудесном дне в их жизни.
— Отсюда до альплагеря уже рукой подать, километров двадцать, не больше осталось, — сказал Алексей, когда Ольга вдоволь нафотографировалась.
— Может, ну его, этот твой альплагерь, давай лучше остановимся вон в той гостинице, отсюда и до подъемника намного ближе! — Ольга указала на возвышающееся над ущельем многоэтажное здание.
— Что же ты хочешь, — пожал плечами Алексей, — сейчас самый разгар горнолыжного сезона! Так что не будем терять времени, в гостиницу — значит, в гостиницу!

Ожидая  нежившуюся в джакузи супругу, он подумал о том, что если они еще решатся завести ребенка, то лучшего времени, чем сейчас, на этом горнолыжном курорте, им трудно будет найти. И почему-то он был уверен, что если это произойдет здесь и сейчас, то у Ольги обязательно родится сын.

— Я снял люкс только на сутки, так что хватит, — небрежно махнул рукой Алексей. — В кои-то веки мы можем себе позволить шикарно отдохнуть?
— Можем, — согласилась она.
— Тогда пошли смотреть наш люкс, — сказал он.
Номер оказался великолепным. С богато обставленной, увешанной картинами гостиной, шикарной спальной и джакузи. Алексей, пока Ольга осваивала новые апартаменты, первым делом принял душ и наполнил для нее ванну.
Когда она  вышла наконец из ванной и предстала перед ним обнаженной, уговаривать ее заняться любовью, больше не предохраняясь, Алексею не пришлось.
Страстно целуя ее, он словно растворился в ней. Его горячие губы исследовали каждый миллиметр ее совершенного, как у богини,  тела. Раньше она всегда  немного комплексовала и старалась побыстрее  погасить свет или хотя бы плотно задернуть шторы. Сейчас же, забыв выключить бра, она с удовольствием предоставила  Алексею возможность вдоволь насладиться ее наготой и  чувствовала себя самой желанной женщиной на планете.

       * * *
 
Ночь на отвесе альпинисты провели в гамаках. Утром им удалось на сухом спирте растопить в кружке горсть снега и чуть подогретой талой водой немного утолить мучавших всех жажду. Продукты были, но, кроме горсти сухофруктов, к потреблению они вряд ли были пригодны. Тот же шоколад или традиционная у альпинистов сгущенка без глотка чая в горло не лезли. Из сгущенного молока пытались, перемешав его со снегом, сделать что-то наподобие мороженого, но в двадцатиградусный мороз это был не лучший выход для восстановления убывающих с каждой бессонной ночевкой сил. Отъедаться будем внизу, а сейчас наше единственное спасение только в движении, подумал Роман, пряча пуховку в рюкзак…

Дмитрию же становилось все хуже и хуже. Обмороженные до черноты руки не слушались, и Роману приходилось постоянно сопровождать его на спуске,  помогая перещелкиваться от пункта к пункту. Останавливаться нельзя, движение в их положении — это жизнь! Чувство голода исчезло: выпитый накануне чистый медицинский спирт,  смешанный с кусочками льда, немного прибавил сил и согрел. Зажевали этот «коктейль по-ушбински» остатками шоколада и сухофруктов, но этой энергии хватило только на час.

Собравшись в первый раз за прошедшие сутки вместе,  альпинисты заметно приободрились, но эйфория продолжалась недолго. Все, включая опять впавшего в прострацию Дмитрия, прекрасно понимали, что Ушба лишь ненадолго дала передышку и пока отпускать из своего плена никого не собиралась… Мрачные утесы двуглавой вершины снисходительно наблюдали за разворачивающейся под их стенами трагедией, терпеливо ожидая последнего акта...

Крик «Держи!» прозвучал, когда до спасительного снега оставалось всего пару метров. Роман сделал широкий шаг, и в этот момент зубья «кошек» зацепились один за другой и он, споткнувшись, потерял равновесие. Удержаться на айсбайле ему не удалось, и,  безуспешно пытаясь зарубиться на гладком, как стекло, льду, он почти в свободном падении заскользил вниз. Оставшиеся на полке альпинисты судорожно вцепились в страховочную веревку, но плохо забитый крюк не выдержал рывка, и в следующее мгновение все трое были сдернуты со скалы и полетели в бездну в одной связке с Романом.
Ушба доиграла свои последние аккорды…

С первой же минуты Алексея поразила необычная для альплагеря тишина.  Окна светились почти во всех домиках, и эта мертвая тишина была более чем странной. Алексей закрыл машину и направился с Ольгой по центральной аллее к главному зданию, в котором располагалась  столовая. Он сразу обратил внимание на то, что флаг альплагеря приспущен.  Навстречу, понурившись, шел начальник учебной части альплагеря Саша Мартынов. Узнав Алексея, он без приветствия молча протянул ему руку.  То, что в горах случилась беда, Алексей понял и без лишних слов…
— Кто?.. — спросил он.
— На Ушбе погиб Роман Голощапов с командой… Большаков, Полянин, Степаненко, разбились все… Спасотряд выходил час назад на связь, машина с телами всех четверых уже в пути…
— Лавина?
— Нет, скорее всего — срыв на льду, потому что все были в «кошках»… Хотя всей правды, очевидно, никто никогда не узнает. На тела наткнулись случайно, они лежали в стороне от маршрута… — Мартынов устало посмотрел на стоящую рядом с Алексеем Ольгу. — Да что мы тут стоим, твоя дама, наверное, уже вся замерзла, пройдемте  пока ко мне, а там я придумаю, куда вас поселить, — предложил он.

Часть вторая


К новому заданию редакции — освещать визит делегации нью-йоркских полицейских — спецкор «Слобожанского вестника» Инна Белкина отнеслась с энтузиазмом. Прибытие американских полицейских в Слобожанск для провинциального города было настоящим событием. От начальника слобожанского угрозыска Сергея Сокольского, с которым у Инны были давние приятельские отношения и который недавно спас ее от бандита, оказавшегося главарем кровавой банды, она узнала, что полгода назад в Нью-Йорке гостили слобожанские менты и вот теперь американцы приехали с ответным визитом.
Как рассказал ей Сергей, в полиции Нью-Йорка были изумлены, узнав, что из прибывших к ним пяти (весьма упитанных) милиционеров двое оказались генералами милиции, а остальные полковниками. Столько генералов не было во всей полиции Соединенных Штатов Америки, полковников тоже, и ничего, как-то справлялись, поскольку в США рядовых патрульных называют офицерами, а в полицейских участках работают инспектора и детективы.

Как корреспондент отдела журналистских расследований, Инна привыкла до всего докапываться сама, потому,  всерьез заинтересовавшись вопросом,  в чем же кроется секрет столь успешной (со слов Нечипоренко)  борьбы с преступностью, она проанализировала ежесуточные милицейские сводки и с изумлением отметила, что с приездом американской делегации уровень преступности в Слобожанске вообще упал почти до нуля.
Этим парадоксом Инна была весьма заинтригована и не поленилась  просмотреть сводки за предыдущие месяцы — разница была заметна невооруженному глазу. Если раньше в каждом районе за сутки обычно регистрировалось в среднем по пять-шесть грабежей на улицах и столько же примерно различных краж, то теперь, если верить сводкам, граждан почему-то совершенно перестали грабить,  зато эти же сводки пестрели материалами с загадочной формулировкой: «обнаружила пропажу…».

Нечипоренко, готовясь к встрече с американскими копами, долго ломал голову, как бы убедительней объяснить им причину собственных успехов на ниве борьбы с преступностью. И так и эдак выходило, что это исключительно его, генерала, заслуга, но прямо сказать такое вроде как нескромно.  Лично генерал был искренне уверен, что без недремлющего начальствующего ока личный состав тут же бросится безобразничать и бездельничать, а значит, завалит все показатели! Ну где это видано, чтобы сержанты милиции сами по себе, без проверяющих и контролирующих офицеров, службу несли? Такое и вообразить себе было невозможно: при пяти начальниках на одного рядового милиционера умудряются спьяну оружие потерять, а ежели контроль отменить, то и представить страшно —  перестреляют же, кретины, самих себя! Нечипоренко еле усидел в своем кресле после последнего ЧП, да и то неизвестно, как еще там министр посмотрит?  Вряд ли тут простым выговором отделаешься.
Случай был не для прессы и, конечно, не для ушей американцев. Всех виновных уже давно уволили, но кто-нибудь мог и проговориться, поэтому такое важное дело, как составление списка лиц, допущенных к общению с иностранными копами,  генерал утверждал лично.
Происшествие было действительно из ряда вон. Был обычный будний день, но надо же было такому случиться, что сержант Ломакин заступил на ответственный пост в свой день рождения. Получив оружие, Ломакин со своим напарником Петровым решил, естественно, это дело обязательно отметить.

Американские полицейские знать о подобной специфике правоохранительной деятельности слобожанских ментов, разумеется, не должны. И потому генерал-лейтенант милиции Нечипоренко был весьма возмущен тем, что бойкая  журналистка совсем некстати вылезла при иностранцах со своими каверзными вопросами. За такую фактически провокацию, подрывающую доверие не только к милицейской статистике, а и к правоохранительным органам вообще, Инне Белкиной навсегда было бы отказано в аккредитации, если бы не одно существенное «но». Не далее как месяц назад начальник областного УВД Нечипоренко лично поощрил эту симпатичную журналистку денежной премией  МВД за ее помощь милиции в раскрытии серии разбойных нападений на инкассаторов.
За то, что Инна умудрилась обезвредить двух налетчиков, на совести которых была кровь погибших милиционеров, она по большому счету заслужила не только премию, но и орден. Но в министерстве внутренних дел рассудили, что ордена и медали лучше будут смотреться на расшитых золотом генеральских мундирах, и потому за ликвидацию банды, которая три года подряд с периодичностью раз в год, день в день и в тот же час «Х» устраивала «показательные» налеты на инкассаторские автомобили,  министром МВД были награждены два слобожанских генерала: начальник областного Управления Нечипоренко получил орден, а  начальнику городского УВД генерал-майору милиции Горбунову хватило и медали. А кого ж еще награждать ведомственными наградами, как не  милицейское начальство? 

Что касается Сокольского, то Инна была уверена в своей неотразимости, и, общаясь с ним по рабочим вопросам, физически ощущала, каких усилий ему стоит не перешагнуть ту черту, за которой их дружба могла бы перерасти в постельный роман. Именно потому, что Сергей не поддавался искушению и не тянул ее в постель, хотя она пару раз его на это провоцировала, Инна доверяла ему, как себе, и была с ним весьма откровенна, как, впрочем, и он с ней. Благодаря ему,  Инна написала целый ряд очерков о милиции, в которых, ссылаясь на подполковника милиции  Сокольского, показала структуру МВД с неизвестной для рядового обывателя  стороны. Но самый большой резонанс вызвала их совместная статья о Рашиде Мамедове…

Насчет «великих дел и заслуг» Инна лицемерно слукавила, поскольку не далее как пару месяцев назад до роковой для нардепа охоты она опубликовала большую статью  о коррупционных деяниях этого «выдающегося деятеля». Теперь же ее немного терзали угрызения совести за столь явную «заказуху».  «Это, в конце концов, моя профессия, зарабатывать на жизнь своим пером», — оправдывала себя Инна. И когда ей подвернулась новая халтура, за которую ей сразу предложили ни много ни мало пять тысяч баксов, она согласилась не раздумывая. На этот раз заказ был чисто коммерческим, безо всякой политической подоплеки — Инна по электронной почте получила письмо от некой Анастасии, представившейся менеджером фирмы, занимающейся строительством турецких бань (хама