Анна и Петр Владимирские - «Вкус убийства»

— Я — дочь убийцы! — выпалила с порога посетительница.
И жадно вгляделась в лицо доктора. Так, наверное, приговоренный к казни ловит взгляд священника в надежде: тот сотворит чудо — и казнь отменят…
Молодая женщина по имени Алиса пришла не к священнику, а к психотерапевту. Она заранее решила: главное — объяснить все так, чтобы ей поверили. Вот и начала с самого важного. И теперь застыла на стуле прямо, столбиком, словно студентка-отличница на экзамене…
Вера Алексеевна не спешила с ответом. «Дочь убийцы», надо же… Хотя в этом кабинете ей и не такое приходилось слышать. Люди — существа противоречивые, психика — вообще неизведанная вселенная… Так что не было ничего странного в том, что в трудных обстоятельствах разные люди спешили за помощью к психотерапевту Лученко. Однако к ней приходили не только и не столько за врачебной подмогой. Очень часто требовалась консультация по непростому вопросу «Куда жить?» И всегда самым первым шагом врача-психотерапевта был такой: дать выговориться, постараться создать доброжелательные отношения. А уж затем анализировать проблему.
— Алиса, расскажите все по порядку. А потом мы вместе решим, что делать. — Тон Лученко был таким спокойным, таким доброжелательным, что женщина пришла в себя и собралась с силами для рассказа.
— Начну с самого главного, — вздохнула Алиса. — Десять лет назад, я тогда только школу закончила, моя мама умерла… От рака. Папа ухаживал за ней до последнего дня. А после маминой смерти папу арестовали и обвинили в эвтаназии!.. Для нас все это было таким ударом! Потом суд… Папу приговорили к десяти годам лишения свободы. Причем адвокат утверждал, что это еще мягкий приговор. Якобы суд учел все папины заслуги. А могло быть и хуже. Так уверял адвокат…
— Одну секунду. Тут мне не все понятно. Вашего отца обвинили в совершении эвтаназии на основании чего?
— Он сам признался, что сделал смертельный укол морфина. Вколол маме двойную дозу препарата.
— Но, насколько мне известно, сегодня в уголовном кодексе термина «эвтаназия» нет.
— Однако, по укоренившейся в юридической практике традиции, участие в эвтаназии приравнивают к убийству.
Господи! Я даже выучила эту злосчастную статью сто пятнадцать наизусть! В ней сказано: «Убийство — умышленное противоправное причинение смерти другому человеку». И все! Поэтому суд считает эвтаназию умышленным убийством. За нее законом предусмотрено наказание в виде лишения свободы на срок от десяти до пятнадцати лет или пожизненного лишения свободы с конфискацией имущества. А папу осудили на десять лет. Правда, на имущество никто ареста не накладывал. Но нам от этого было не легче! Потому что отец просидел только год…
Алиса закусила губу, чтобы не расплакаться.
— Успокойтесь, — сказала Вера Алексеевна. — Я вас очень внимательно слушаю.
— Ничего, я сейчас возьму себя в руки! — Молодая женщина судорожно всхлипнула и сцепила пальцы так крепко, что они даже хрустнули.
У Лученко изогнулся уголок губ. Какая знакомая реакция!.. Каждый второй приходящий за помощью к психотерапевту вначале стесняется до судорог. Думает: «Как стыдно… Ужасно неловко… В моем возрасте… Впервые в жизни обратиться к психотерапевту!» И кстати, ни от возраста, ни от социального статуса эта реакция не зависит.
— Вы ведь пришли посоветоваться, правда? — спросила Вера Алексеевна. — Значит, наше общение должно быть совместной работой — ради вашего важного дела. Глубоко вдохните… Давайте-давайте, — Вера легко прикоснулась к плечу девушки, — вот так… Выдохните медленно… И смотрите мне в глаза. Никакого гипноза, просто расслабление. Теперь вам легче собраться и говорить. А я постараюсь вас понять. Вот видите, вы уже и успокоились. Итак, что же произошло?
— Спустя год папа умер в тюрьме, — продолжила Алиса. Она действительно взяла себя в руки и говорила почти спокойно. — Нам сообщили, что от воспаления легких. И вот совсем недавно я получила письмо. Папа написал его уже из тюремной медчасти, зная, что умирает. В этом письме он говорит, что не виноват в смерти мамы. По некоторым намекам я поняла, что тот злосчастный укол морфина, от которого умерла мама, сделал кто-то другой, а не мой отец. Кто-то, кого отец решил защищать ценой собственной свободы. И, как оказалось, ценой жизни. Значит, папа не виноват! С тех пор как я прочла это письмо, я почти перестала спать. И все время думаю… Думаю, думаю…
— О чем? О ком? — Психотерапевт мягко направила беседу в нужное русло.
— О многом. Просто голова кругом идет!.. Кто же тогда осуществил эвтаназию? И кого спасал отец, сознавшись в том, чего на самом деле не совершал? Кого он спасал от тюрьмы? Была ли вообще эта так называемая легкая смерть? Или маму кто-то убил?

***
— Мне кажется, за мной кто-то следит… Подожди. Твоя первая мысль — что это просто женский бред, видения и все такое. А вторая такая: «Я человек наблюдательный, но ничего не заметил. Значит, ей кажется». Так?
— Я действительно ничего пока не вижу. — Андрей, не поворачивая головы, посмотрел вправо и влево, потом на Веру. — И что?
— У меня память особенная, — извиняющимся тоном сказала Вера. — Я никого не забываю. В Феодосии, помнишь?
— А-а… Точно. Ты узнала человека, которого видела только на фото, причем много лет назад.
— Да. Так уж получается. Я могу вспомнить лицо случайно увиденного прохожего. И не только лицо, а когда и при каких обстоятельствах видела. Могу узнать человека даже после пластической операции… За эту особенность я расплачиваюсь головной болью, когда копилочка образов переполняется. Но я сейчас не об этом. Недавно ко мне пришла одна девушка. Она попросила разобраться со своим «семейным делом», и я решила помочь. После работы я пошла в супермаркет за продуктами, и там, у кассы, за мной стоял мужчина. Внешность обычная, лицо обычное, таких миллион. У него словно нарочно такая минус-внешность, чтобы нельзя было запомнить. Я бы и не запомнила, но этого мужчину я заметила в тот же вечер, когда гуляла с Паем. Он сидел у нас во дворе и читал, закрывшись газетой.
— Как же ты могла его узнать, если он закрыл лицо газетой? — удивился Андрей.
— Но он же не мог закрыть газетой ноги, руки. Особенно руки: брюки можно поменять на джинсы, ботинки на кроссовки. А руки не замаскируешь, не зима все-таки… У рук такой же портрет, как у лица. Неповторимость кистей, ладоней, пальцев. У этого, следящего, большие пальцы рук похожи на репчатый лук. Это так же заметно, как шрам через физиономию.
— Ты невероятное существо! — восторженно выдохнул Двинятин.
— А сегодня, когда я подходила к «Умке», чтобы встретиться с тобой, он стоял у газетного киоска и что-то покупал. Если б я его увидела раз, а потом — через месяц или через год, вопрос бы не стоял. Но если один и тот же человек так часто возникает рядом… Значит, слежка, — невозмутимо делилась своими наблюдениями Лученко.
— Логично, — согласился Андрей. Он нахмурился. — Знаешь, если бы я не был рядом с тобой в Феодосии, не видел с самого начала, как ты раскрыла это преступление с близнецами, не поверил бы. Но теперь в твои наблюдения и ощущения верю безоговорочно. Тебе видней. Ты говоришь «слежка» — значит, слежка. Мне не даны такие способности, как у тебя. Но зато мне дано защищать тебя от опасности.
Вера с благодарностью сжала его руку. Их пальцы переплелись.
— И потому с этого дня мы всюду ездим вместе. Я буду твоим личным водителем и телохранителем. Хранителем тела…
— Это мне нравится, — кокетливо улыбнулась Вера, но тут же вновь стала серьезной. Пристально взглянула на Андрея. — Я собираюсь рассказать тебе об Алисе и той истории, которую она мне поручила раскопать. Хочешь?
— Конечно, — тут же откликнулся он.
Вера вздохнула с облегчением и рассказала. Про девушку и ее покойных родителей, про эвтаназию, про письмо и бегство из Англии сюда, в родной город.

***
Они помолчали. А город шумел и, казалось, прислушивался. Очарование нарушил звонок мобильного телефона. Вера вздрогнула.
— Это мой? — спросила она и сама же ответила: — Ну да, мой.
Достала из сумки, приложила к уху.
— Алло!
Молчание.
— Дай гляну, — сказал Андрей. Взял трубку, посмотрел, нахмурился. — Да, то же самое. «Конфиденциальный абонент». Вот гадина! Хочешь, позвоним твоему мобильному оператору и нажалуемся?
— Подождем пока, — сказала Вера. — Не будем реагировать и посмотрим, что дальше.
— Думаешь, это как-то связано с делом твоей Алисы?
— Может быть. — Она задумалась. — С этой историей вообще… Едва я согласилась в ней разобраться, как началось непонятное.
— Что именно?
— Неважно… Потом.
— А слежки больше не было? — спросил Андрей, озираясь. Он так увлекся их прогулками, что совсем забыл о своей роли телохранителя.
— Была.
— Что?! И ты молчала?
— Это какая-то странная слежка. И безопасная. Пока, во всяком случае. Слишком далеко, близко не подходят. Человека три, по-моему. В разных машинах. В разной одежде время от времени. Но я-то вижу. Вернее, чувствую. Иногда никого не вижу, но точно знаю, что наблюдают.
— М-да, — протянул Андрей. — Это серьезно. Зачем же им за тобой следить? Есть мысли?
— Есть одна мыслишка, но погодим пока. — Вера сладко потянулась. — Надо поскорее разобраться в этом «семейном деле». А я бездельничаю, наслаждаюсь прогулками… Ой!
Андрей схватил ее руку и стал покрывать поцелуями.
— Ну ладно, ладно! — засмеялась Лученко и отдернула ладонь. — Хорошо, не бездельничаю. Но все равно ты меня расслабляешь…
Двинятин приподнялся и поцеловал ее в губы. Она не стала отодвигаться.

***
— Подожди. — Голос женщины вдруг изменился. — Иди сюда. Смотри.
Андрей мигом оказался у окна.
— Что? Где?
— Вон, внизу, у аптеки. Рядом с твоим «пежо» стоит машина, и возле нее двое.
— Вижу… Джип серый, ага. Ребята в спортивных костюмах?
— Они… Мне кажется, по нашу душу.
Вера подумала, что уж очень заметная на этот раз слежка ведется. Ребятки сильно смахивают на ментов, переметнувшихся к бандитам, или бывших спортсменов. Такие в спортивных жлобских штанах и кроссовках щеголяют всюду, даже там, где без костюма нормальный человек и не появится.
— Это легко проверить, — сказал Андрей с готовностью. — Выйду, прогуляюсь…
— Погоди, — попросила Вера. — Странно… Вроде никаких разборок ни с кем мы в последнее время не имели. Может, это к Дашке имеет отношение? У нее бизнес все-таки… Нет, не будем мы ей звонить, сами разберемся. У тебя твой ветеринарный чемоданчик с собой? Халаты в нем есть?
— Да, — ответил Андрей. — Всегда ношу на всякий случай. А что?
— Вот сейчас как раз такой случай, — заявила Вера.

— Подумаешь! — крикнул второй, пятясь за машину. — Видали мы такие фокусы!
— А такие видали? — Это уже Вера спросила и повелительно потребовала: — Отвечай, кто послал следить? — Она повторила вопрос несколько раз своим грудным завораживающим голосом.
— Демьяныч велел проследить за докторшей, — тихо пролепетал второй. Лицо его побледнело, зрачки расширились. Выпрямившись, он смотрел прямо в Верины глаза. — Что делать будет, куда пойдет…
— Ты что, дурак?! — крикнул второй, еще ничего не понимая. — Заткнись!
Он попытался вывернуться из рук Андрея, на мгновение даже как будто высвободился, но вдруг получил тычок пальцем в основание шеи, возле ключицы. В глазах потемнело, и парень обмяк.
— Что такое? — Вера оглянулась, нахмурилась.
— Ничего. — Андрей прислонил спортсмена к дверце джипа. — Ему просто больно. Скоро встанет.
Второй тоже опомнился:
— Не трогайте нас! Мы люди подневольные!..
— Так что, Голембо? — строго спросила его Вера.
— Ну…
— Ладно, свободны, — вздохнула Вера. — Я вас, ребята, отпускаю. Выходной у вас будет сегодня.
— А что мы скажем своему шефу?
— Что хотите. Ну, пусть я из дому не выходила… А впрочем, если ему не жалко денег на бензин — можете нас сопровождать. Тоже мне, охрана!
Она рассмеялась и повлекла Андрея за собой.