Диан Дюкре — «В постели с тираном»

Скажи, кто твой избранник…

— Ты идешь к женщинам? Не забудь взять с собой плеть!
Фридрих Ницше. Так говорил Заратустра

Оригинальное название книги Диан Дюкре «Femmes de dictateur» («Женщины диктаторов») как нельзя более точно отражает суть явления: не «жены», не «любовницы», а именно «женщины» — понятие, обозначающее не какие-либо формальные или эмоционально-чувственные связи, а скорее некую принадлежность владетеля. Подобно резиденции, личному оружию или коню.
Но в то же время они — не рабыни, не наложницы, их связи с диктаторами носят абсолютно добровольный характер, что дает все основания заметить, перефразируя известную пословицу: «Скажи, кто твой избранник, и я скажу, кто ты».
Эти женщины — красивые и напрочь лишенные обаяния, образованные и безграмотные, флегматичные и экзальтированные, алчные и бескорыстные — при всем многообразии характерных черт в совокупности являют собой не что иное, как зеркальное отражение собирательного образа своих избранников — диктаторов ХХ века.
Каковы же основные черты этого образа?
Диктаторы ХХ века, в отличие от многих своих исторических предшественников, были типичными выскочками, как говорится, «из грязи в князи», что, помимо всего прочего, не могло не способствовать повышению уровня тревожности психики — со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Как говорится, знает кошка, чье мясо съела.
На каком основании мог претендовать на роль отца нации Бенито Муссолини, журналист-самоучка из итальянской глубинки? Или несостоявшийся адвокат Владимир Ульянов? Или завсегдатай венских ночлежек, самодеятельный живописец Адольф Гитлер?
Прежде всего здесь имело место нечто, заставлявшее огромные людские массы с каким-то мазохистским восторгом покоряться столь сомнительным личностям и сносить их тиранию. Это нечто — так называемый «фактор Х» (или «харизма»), отмеченный еще древними учеными, наблюдавшими странности в поведении крыс, собак и других животных, которые, встретив своего собрата, внешне ничем не примечательного, неожиданно падали ниц, демонстрируя безусловное повиновение.
Такого рода явления характерны и для человеческого сообщества.
Необъяснимость стремления пасть ниц перед каким-то в принципе заурядным человеком порождает суеверный страх, слепую веру в его высшее предначертание и как следствие вспышки массового мазохизма, когда миллионы, казалось бы, психически нормальных людей совершенно добровольно терпят неисчислимые страдания.
Объект их поклонения лишен эмоциональных привязанностей. Он непостижим на уровне бытового сознания, но при этом в нем четко просматриваются абсолютный цинизм, какое-то сладострастное вероломство и неприкрытая неразборчивость в средствах достижения целей, явно надуманных и объективно неосуществимых. А также — садизм и алчное стремление к покорению женщин, вызванное не столько физиологической, сколько психической потребностью во всестороннем доминировании над другими людьми.
Явное наличие комплекса неполноценности.
И — ко всему прочему — болезненное самолюбование в сочетании с параноидальной подозрительностью и тревожностью натуры, которую не без сарказма отмечал еще древнегреческий философ Платон: «Тиран — самый боязливый человек на свете: ему приходится дрожать даже перед бритвой цирюльника в страхе, что его зарежут».
Таков, в самых общих чертах, собирательный образ диктатора, обладателя неограниченной власти и — среди всех прочих ее атрибутов — женщин, зеркальных отражений его маргинальной натуры.
Да, именно так.
Подобное, как утверждали древние, познается только подобным.
Ине стоит удивляться таким строкам Максима Горького: «…Надеждою Крупской и каким-то М. Сперанским запрещены для чтения: Платон, Кант, Шопенгауэр, Вл. Соловьёв, Тэн, Рёскин, Ницше, Л. Толстой, Лесков, Ясинский (!) и ещё многие… Первое же впечатление, мною испытанное, было таково, что я начал писать заявление в Москву о выходе моём из русского подданства. Что ещё могу сделать я в том случае, если это зверство окажется правдой?» (Письмо В. Ходасевичу, 8 ноября 1923 г.)
Эти женщины ведали, что творили, посему кара Господня, постигшая если не всех, то по крайней мере многих из них, вполне справедлива.
В. Гитин

Ленин

Красное трио

Тут полно комаров […]. Не знаю почему, но они набрасываются прежде всего на Володю.
Надежда Крупская

Надя по прозвищу Треска

На шее у мамочки

Санкт-Петербург, 1894 год. Двадцатичетырехлетний Владимир Ильич Ульянов, будучи юристом, перебивается случайными заработками и тщетно пытается привлечь клиентуру: «Я уже исчерпал свой бюджет и больше не рассчитываю на то, что мне удастся прожить на свои собственные средства. Если возможно, пришли мне еще сотню рублей»1. Мария Александровна Ульянова, его мать, поддерживает его материально с того самого момента, как он решил уехать в Петербург, чтобы завершить изучение права и стать адвокатом. Устав ждать заказов, он на следующий год решает покинуть Россию и — впервые в своей жизни — побывать в Европе. Он обнаруживает при этом множество соблазнов, которые богатые города Запада предлагают молодым интеллектуалам. К счастью, Мария Александровна все еще в состоянии оплачивать его расходы. «Я, к своему ужасу, все еще испытываю трудности с деньгами. Соблазн покупать книги так велик, что деньги утекают черт знает куда. Я все еще вынужден обращаться за помощью: если можно, пришли мне 50 или 100 рублей», — пишет он ей.
Владимир знает, что он может рассчитывать на безоговорочную поддержку Марии Александровны. В декабре 1887 года, когда ее сына — юного бунтаря — исключили из Казанского университета, она попыталась взять его будущее в свои руки. Чтобы покрыть расходы, на которые ее пенсии вдовы отнюдь не хватало, а также чтобы загрузить Владимира ежедневной работой, она приобрела большое имение неподалеку от Самары, в 900 километрах к юго-востоку от Москвы. Она в глубине души надеялась, что работа на земле и общение с крестьянами ослабят революционные устремления ее упрямого сыночка и заставят его позабыть о своих сумасбродных идеях. Она потратила на эту затею 7500 рублей, полученных ею от продажи фамильного дома в Симбирске, в котором когда-то родились ее дети.
Однако Владимир не видел своего будущего в том, что предлагала ему его мать: «Мама хотела, чтобы я занимался сельским хозяйством. Я им и занялся, но затем осознал, что ничего из этой затеи не выйдет»2. Управление поместьем никак не прельщало этого нескладного и хилого молодого человека. Несколько конфликтов с кулаками3 (с которыми, как признает он сам, «отношения стали ненормальными») — и его и без того слабая решимость совсем иссякла.
Сдав экстерном экзамены за курс юридического факультета, он переехал жить в Петербург. Работа адвоката в столице не принесла ему ни хороших доходов, ни морального удовлетворения, а вот огромный город и кипевшая в нем подпольная деятельность, направленная против власти царя, прививают ему вкус к политической борьбе. Участию в этой борьбе он посвящает бóльшую часть своего времени. Его замечают некоторые лидеры социалистов Петербурга. Раньше его поднимали на смех жившие в окрестностях Самары крестьяне, а теперь он оказывается в центре внимания целой сети Ленин всевозможных подпольных организаций, члены которых разделяют его мировоззрение — или, по крайней мере, ценят его энергичность. О чем бы ни заходила дискуссия, его выступления неизменно находят у товарищей живой отклик — благодаря высокому стилю и четкости изложения. Умело используя свои ораторские способности, он зарабатывает репутацию человека, способного взвинтить толпу. В полиции вскоре заводят досье на этого прыткого юного социалиста.
Когда он возвращается в 1895 году из Европы, его арестовывает наводящая на всех ужас царская политическая полиция. Его помещают в тюрьму в Петербурге, он ждет первого в своей жизни суда. Думая, что он умирает от голода и лишен даже самого необходимого, Мария Александровна то и дело шлет ему всякую всячину — одежду, белье, одеяла, шерстяные фуфайки. Владимир, находясь в тюремной камере, буквально завален всем этим барахлом: «У меня огромный запас еды, — пишет он одной из своих сестер. — Я, к примеру, мог бы уже открыть чайную лавку. Хлеба я ем очень мало, пытаюсь соблюдать определенный режим. А ты принесла мне его так много, что мне понадобилась бы неделя, чтобы весь его слопать». По поводу белья он пишет: «Не присылай мне его больше, я не знаю, куда его складывать».
Мария Александровна находит себе помощницу: к Володе приезжает его сестра Анна, которая, покинув свой дом в Москве, отправилась в Петербург, чтобы приглядеть за угодившим в тюрьму братом. Владимир, находясь в тюрьме, решает не терять время попусту и начинает писать амбициозные научные труды, для чего ему требуется прорабатывать многочисленные справочные материалы. Читать его произведения, правда, пока некому, однако их написание позволяет ему отшлифовать свой стиль. Анна берется за то, чтобы доставлять ему книги, и приносит их целыми чемоданами. Владимир «глотает» их одну за другой. Анна, будучи деятельной и самоотверженной, полностью посвящает себя брату и даже жертвует ради него замужеством. Владимир же, похоже, этого даже не замечает. Она пишет в своем личном дневнике, что как-то раз, когда она пришла к нему в тюрьму на свидание, он с детской наивностью спросил у нее: «А что ты вообще делаешь тут, в Питере?»
Подобная поддержка со стороны женщин, которыми он был всегда окружен, кажется ему такой естественной и само собой разумеющейся, что забота этих женщин о своем любимчике почти не вызывает у него чувства признательности. В семье Ульяновых, надо отметить, женщины всячески заботятся о единственном оставшемся в их семье мужчине *, не жалея на это ни сил, ни средств. Старшего брата Владимира казнили, а затем умер и его отец — когда Владимиру было всего 15 лет от роду.
Анне через некоторое время приходится вернуться в Москву и бросить брата, сидящего в тюрьме. Она очень сильно переживает по поводу того, кто же теперь будет заботиться о нем в течение тех нескольких месяцев, которые ему еще предстоит провести за решеткой, поскольку навещать его имеют право либо близкие родственники, либо невеста. Однако он в тот период своей жизни еще не помышлял о женитьбе, хотя у него имелось уже немало «почитательниц». Некая девушка, которую зовут Надежда Константиновна Крупская, охотно соглашается на роль «невесты» Владимира. Однако она уже «засветилась» в полиции, и поэтому выбор падает на менее известную охранке поклонницу Владимира — Аполлинарию Якубову. Именно ее и просит Анна позаботиться о Владимире. Аполлинария приложит немало усилий для того, чтобы сделать пребывание Владимира в тюрьме более приятным.
Нарушая запрет, наложенный полицией, Мария Александровна шестью месяцами позже поселяется вместе со своими двумя дочерьми в доме, расположенном неподалеку от Петербурга, чтобы быть поближе к своему «блудному сыну» в трудный для него период жизни. Тщательно следя за образом жизни своего «маленького Володеньки», она готовит ему блюда, которые он ей заказывает и которые она умеет готовить именно так, как ему нравится. А еще Мария Александровна тщетно обивает пороги министерства юстиции, пытаясь облегчить судьбу своего сына. Решение суда — окончательное и обжалованию не подлежит: Владимира сошлют на три года в Сибирь, на пустынные берега огромной реки под названием Лена.
Находясь в глуши, посреди тайги, Владимир вырабатывает характер революционного лидера. Он становится «человеком с реки Лены» и начинает подписываться «Ленин», тем самым придавая своей ссылке слегка романтический характер. Впрочем, в этой глуши Владимир был не очень-то одинок: он отнюдь не остался там без женщины, которая бы за ним ухаживала. Пребывание в ссылке, конечно, не очень приятное времяпрепровождение, но зато Владимиру удалось избежать самого худшего: поначалу существовала угроза того, что его приговорят к смертной казни (его брата Александра в мае 1887 года повесили). Мария Александровна не перенесла бы потерю еще одного сына. Как Володя сможет выжить в такой глухомани? Она должна поехать вместе с ним. Когда ее чемоданы были уже почти собраны, Владимир вдруг заявляет, что ей ехать вместе с ним не следует, и обещает вскоре жениться на одной из своих верных поклонниц, чтобы та ухаживала за ним в Сибири. Однако до свадьбы еще в любом случае далеко. В конце концов принимается компромиссное решение: мать и сестра Володи сопровождают его до половины пути, а дальше он едет уже один.

Свадьба по-сибирски

Май 1897 года. Ленин отправляется на рыбалку в место, до которого от Шушенского — деревни, куда он сослан, — идти пешком почти целый день. В Сибири других развлечений нет. Возвращаясь затем домой, он замечает в окне своей комнаты свет. Сопровождающий его крестьянин тут же бьет тревогу: он думает, что в жилище к Ленину проник какой-то другой ссыльный, причем проник с целью воровства и сейчас переворачивает там все вверх дном. Ленин в гневе бежит к дому, намереваясь наброситься с кулаками на воришку. Однако его ждет большой сюрприз: на пороге появляется молодая женщина. Она встречает Ленина улыбкой, в которой не чувствуется и тени смущения. Это — Надежда Крупская, а для Ленина — просто Надя. Она, вызывавшаяся некоторое время назад сыграть роль невесты Владимира, оттеснила в сторону ту, которой эта роль была тогда доверена — Аполлинарию Якубову.
Несмотря на разлуку, Надя не отказалась от своих замыслов насчет Владимира. Сильное впечатление, которое он произвел на нее во времена их совместной подпольной деятельности, и ночи, проведенные с ним в дискуссиях о будущем русского народа, сыграли свою роль. Однако привлечь на свою сторону мать и сестру Владимира оказалось не так-то просто. После нескольких обстоятельных разговоров с ними Надя решает вырвать у судьбы то, о чем она мечтает, и поставить Володю перед свершившимся фактом. Преодолев восемь тысяч километров на поезде, а затем проехав еще три дня на санях, она приезжает в Шушенское в сопровождении своей матери — изнуренная, но уверенная в себе. Тридцать месяцев, в течение которых она не имела возможности видеть Володю, были самыми долгими месяцами ее жизни. Во время этой их встречи на пороге скромного бревенчатого домика они оба ведут себя сдержанно. Она разглядывает его и находит, что «он прекрасно выглядит». Он просто Ленин пристально смотрит на нее — смотрит с невозмутимым видом. Он осознает, какое расстояние ей пришлось преодолеть, чтобы оказаться рядом с ним, и ему становится понятно, что он сейчас смотрит в глаза своей будущей жене. Взаимное созерцание прерывается пожилой матерью Нади, которая, не ослепленная любовью, невольно роняет фразу: «Дорогуша, а вы тут ужасно растолстели».
Договорившись с владельцем дома, Надя получает разрешение в нем поселиться. Она и ее мать временно спят в комнате, примыкающей к комнате Ленина. Не успели они отдохнуть после изнурительного путешествия, как начинается подготовка к свадьбе: царские власти дали Надежде Крупской разрешение приехать к ссыльному Владимиру Ульянову только с тем условием, что она сразу же выйдет за него замуж. Ленина очаровывает такая Надина решимость, и он без колебаний соглашается стать женатым человеком.
Прежде чем отправиться в Сибирь, Надя заезжает в Москву, к своей будущей свекрови. Мария Александровна принимает ее очень радушно. В силу своей старой привычки посылать Володе всякую всячину она поручает Наде прихватить с собой приготовленные ею в немалом количестве съестные припасы, одежду и превеликое множество книг — целую библиотеку. Все это ей надлежало отвезти на другой край России.
«Пришли мне как можно больше денег», — попросил ее — уж в который раз! — в своем последнем письме Владимир. Во время встречи с будущей родственницей Анна вела себя вежливо, но очень сдержанно: она всегда любила и по-прежнему любит своего брата ревнивой и не терпящей конкуренток любовью. Ей приходит в голову, что эта кандидатка на обладание его рукой и сердцем «похожа на треску», и она не удерживается от того, чтобы сообщить об этом своем наблюдении брату. Однако Наде вполне хватает и благословения Марии Александровны. Через три недели после своего приезда к месту ссылки Ленина Надя пишет новоиспеченной свекрови письмо, в котором рассказывает об их приключениях.

Дорогая Мария Александровна!
Володя сидит рядом и оживленно беседует с мельником о каких-то там домах и коровах, а я вот решила написать Вам письмецо. Не знаю даже, с чего и начать. Все дни похожи один на другой, и тут вокруг ничего не происходит. Мне кажется, что я живу в Шушенском уже целую вечность: я здесь полностью акклиматизировалась. Летом здесь даже очень хорошо. Каждый вечер мы ходим на прогулку. Мы уходим очень далеко. Гулять очень приятно. Однако тут полно комаров, и нам, чтобы защититься от них, пришлось изготовить себе сетки. Не знаю почему, но они набрасываются прежде всего на Володю.

Крупская на год старше Ленина и на несколько сантиметров выше его ростом. Она родилась 5 февраля 1869 года в Петербурге. В семье ее родителей, относящейся к захудалому дворянству, исповедовались прогрессивные идеи. Юная Надя жадно тянулась к знаниям: «С той поры я часто слышала разговоры о революции, и я, естественно, стала симпатизировать революционерам»4.
Закончив гимназию, она затем получила педагогическое образование. Обладая природными данными в этой области, она занималась воспитанием детей с большой серьезностью и терпением. Однако у нее не получилось найти работу учительницы ни в столичной гимназии, ни в обычной провинциальной школе, и поэтому она в конце концов стала преподавать по вечерам для рабочих в воскресной школе в Петербурге. Крупская впоследствии напишет в своих мемуарах про эти пять лет, посвященных преподавательской работе: «Эти годы… навсегда соединили мою судьбу с рабочим классом». От своих учеников она узнала об одном запрещенном произведении — «Капитале». «Я услышала, что уже пора петь отходную капиталу, эксплуататорам и эксплуатируемым… Мое сердце забилось так сильно, что его стало слышно». Крупская в первую очередь идеалист-романтик, а потом уже марксист.
Володя и Надя впервые встретились в один из февральских вечеров 1894 года на собрании молодых петербуржских марксистов, проводившемся на квартире инженера Классона. Классон принимал в тот вечер у себя Владимира Ульянова как многообещающего адвоката. Надя была покорена энергичностью этого пылкого оратора.
Что он в тот вечер подумал о скромной активистке, которая в конце собрания робко задала ему несколько вопросов? По всей видимости, почти ничего. У Нади типичная славянская внешность: светлые глаза, светло-русые волосы, четко очерченный рот. Никто не назвал бы ее красавицей. Когда Владимир встречает ее в первый раз, она одета очень скромно — в довольно непритязательном стиле школьной учительницы. Она выглядит старше своего возраста. Подводя итог анализу внешности будущей супруги Владимира Ульянова, известный своей язвительностью писатель Илья Эренбург констатирует: «Достаточно разок взглянуть на Крупскую, чтобы понять — женщины Ленина не интересовали».
Немногим была известна правда: Надя страдала аутоиммунной патологией, базедовой болезнью5, главными симптомами которой являются отеки глаз; у нее были проблемы, связанные с лишним весом, и даже проблемы с психикой. Ее собственные фотографии приводят ее в смущение, и поэтому фотографируется она очень редко.
Пребывание в ссылке дает Наде возможность отдохнуть, благодаря которой ее недуги становятся уже не такими заметными. Главное же — это то, что Володя здесь принадлежит лишь ей одной: «С какой стороны ни взгляни, наша нынешняя жизнь — это настоящие каникулы». Она чувствует себя в Сибири, как во время медового месяца, проводимого в сельской глуши на лоне природы. Надя пишет в следующем году Марии Александровне:

В воздухе чувствуется весна. Замерзший лед на реке то и дело покрывается водой. На серебристых ивах воробьи устраивают жуткий галдеж, быки идут по улицам и мычат, а под хозяйской печью курица каждое утро так громко кудахчет, что все просыпаются. Дороги все в грязи, Володя все чаще и чаще говорит о своем ружье и о своих охотничьих сапогах. Мы же с мамой уже поговариваем о том, как будем сажать цветы.

Фея сибирской избы не упоминает ни о чем другом, кроме как о веселье и забавах. Вечером, например, они увлеченно поют песни вместе с крестьянами: «Владимир привносил в наши вокальные развлечения страсть и необычайную живость. Как только заходила речь о нашем репертуаре, он распалялся и настаивал на том, чтобы мы все спели “Смело, товарищи, в ногу!”»
Даже во время развлечений Ленин стремится быть вожаком, ему хочется доминировать даже в игре: «Он начал отбивать такт, нервно топая ногой и напрягая изо всех сил — и в ущерб всей музыкальной гармонии — свой голос, который звучал баритоном и заглушал все другие голоса»6.
Это был единственный в их жизни период спокойствия и супружеского счастья. Очень скоро влечение пропадает. Ленин в течение последующих долгих лет, похоже, игнорирует свое либидо, предпочитая тратить энергию на революционном поприще. У Крупской же — проблемы по женской части: патология, деформирующая ее тело, не позволяет ей родить Володе детей.
В письме Нади, присланном Марии Александровне, звучит и другая правда — еще более мрачная: «Он очень сильно обеспокоен нашей безопасностью. Попросил одного ссыльного, живущего с нами в одной деревне, приходить ночевать у нас.
А еще он научил меня стрелять из револьвера». Первоначальный восторг Нади по поводу «сибирской идиллии» сменяется разочарованием: пребывание в ссылке в действительности переносится довольно тяжело, и это скажется и на ней, и на Володе. Если летом в этой «маленькой Италии» на берегах Лены стоит хорошая погода, то зимой приходится затыкать в доме буквально все щели, чтобы не замерзнуть. Кроме того, пребывание в изоляции давит на психику. Ленин коротает время, читая произведения немецких философов — Канта, Гегеля, — и по воскресеньям втайне от полиции дает местным жителям юридические консультации.
Вот так и проходят три года ссылки Ленина — три года супружеского счастья Надежды Крупской. Сибирь свела на нет их интимные отношения, зато очень крепко сдружила их на всю оставшуюся жизнь. Ленин уже не сможет расстаться с Крупской. Она теперь навсегда будет для него той женщиной, которая отправилась ради него в заваленную снегами Сибирь.