Закрити
Відновіть членство в Клубі!
Ми дуже раді, що Ви вирішили повернутися до нашої клубної сім'ї!
Щоб відновити своє членство в Клубі — скористайтеся формою авторизації: введіть номер своєї клубної картки та прізвище.
Важливо! З відновленням членства у Клубі Ви відновлюєте і всі свої клубні привілеї.
Авторизація для членів Клубу:
№ карти:
Прізвище:
Дізнатися номер своєї клубної картки Ви
можете, зателефонувавши в інформаційну службу
Клубу або отримавши допомогу он-лайн..
Інформаційна служба :
(067) 332-93-93
(050) 113-93-93
(093) 170-03-93
(057) 783-88-88
Якщо Ви ще не були зареєстровані в Книжковому Клубі, але хочете приєднатися до клубної родини — перейдіть за
цим посиланням!
УКР | РУС

Анджей Сапковський — «Век волков. Сборник»

Анджей Сапковский
«Золотой полдень»

От автора

«Золотой полдень» был написан специально для антологии «Тринадцать котов», которая вышла в издательстве «SuperNOWA» лета 1997-го. О создании этой антологии ходят самые разные легенды, многие персоны претендуют на честь зваться ее идейными вдохновителями и инспираторами. Правда, однако, известна лишь мне одному — и вот она.

Мирослав Ковальский, шеф «SuperNOWA», издал в лето 1995-е книгу Тадеуша Конвицкого «Памфлет о себе». В этой книжке пан Тадеуш посвятил немало теплых слов своему — прославленному уже в «Календаре и клепсидре» — коту Ивану, к тому времени умершему.

«Вы, фантасты, — сказал мне однажды Коваль, крепко обработанный Данутой Гурской, знаменитой переводчицей и тоже большой почитательницей котов, — все как один кошатники, всякий из вас — стопроцентный «catlover». Так отчего бы вам не написать по рассказу о котах и кошачьих делах. В антологию. Если напишете о котах так хорошо, так тепло и так славно, как Конвицкий, антология будет иметь успех».

Вот мы и засучили рукава — за котов взялась, среди прочих, Эва Бялоленцкая, Марцин Вольский, Гено Дембский, ну и я, конечно. Я сразу, едва прозвучало слово «кот», решил взяться за одного из славнейших котов современной литературы — Чеширского Кота, философа с убийственной улыбкой. Больше о рассказе сказать я не могу, надо его прочесть — и все тут.

Оттого ограничусь-ка я одним анекдотом и одним интересным фактом.

Анекдот касается антологий вообще, особенно же — неслыханно популярных в англосаксонской фантастике антологий тематических, — а ведь именно таковой была и «Тринадцать котов». В предисловии к одному из известных своих рассказов Роджер Желязны описал, как тот рассказ возник. Вот, зазвонил телефон, на другом конце линии был Гарднер Дозуа, предложивший Желязны принять участие в тематической антологии. Тема: единороги. Желязны ответил, что подумает. Вскоре телефон зазвонил снова, на этот раз писателя беспокоил другой автор, предлагая Желязны написать рассказ в тематическую антологию. Тема: бары и салуны. Желязны не успел и дух перевести, как Фред Саберхагэн по телефону предложил ему принять участие в готовящейся тематической антологии. Тема: шахматы и шахматисты. И тут с приятельским визитом заявился Джордж Р. Р. Мартин, выслушал жалобы на завал с работой, после чего нашел решение. «Напиши, — сказал он в шутку, — рассказ, которым ты облагодетельствуешь все три антологии». Так-то возник знаменитый «Вариант единорога», новелла, в которой единорог играет в шахматы в салуне. А протагонист носит имя Мартин — таким образом Желязны отблагодарил того, кто подарил ему идею.

Увы, приходится лишь жалеть, что премьерные или репринтные антологии у нас настолько редки. Я бы без проблем, случись такая оказия, добавил бы к Чеширскому Коту еще и салун с шахматами.

А теперь обещанный интересный факт, касающийся непосредственно «Золотого полдня». И это, по крайней мере, не вымысел и неlicentiapoetica. Это факт: найденные в 1997 году фотографии — достаточно смелые для того времени и свидетельствовавшие о не слишком-то невинном увлечении Льюиса Кэрролла очень молоденькими девочками — действительно пошли с молотка на аукционе «Сотбис» и именно за ту сумму, что указана в рассказе.

Добавлю также, что были персоны, укорявшие меня и позволявшие себе колкости по поводу того факта, что в «Золотом полудне» я куда как обильно и густо фарширую текст фразами из, не меньше и не больше, пяти иностранных языков, включая мертвые. Некоторые же с воистину диким Schadenfreude отметились в этом вопросе после провозглашения печально знаменитого и курьезного акта «об охране польского языка». Я, однако, позволяю себе считать, что люди, не знающие языков, — суть недоразвитые и достойные сожаления имбецилы, и согласно закону следует убирать не те таблички, что гласят: «Cafе», «Sex Shop» и «Irish Pub», но те, на которых стоит: «Сталовая», «Римонт» или «Мантажные услуги». Это они, вторые, столь многочисленные нынче, преступны, а первые как раз ясны и понятны для всех — кроме людей, пораженных идиотизмом, конечно же.

В «Тринадцать котов» были включены также — волей издателя — мои «Музыканты». То, что «Музыканты» говорят о котах, имело второстепенное значение. Важным был — приоткрою завесу профессиональных тайн — тот факт, что издатель страдал от недостатка рассказов в антологии, то есть слишком многие из присланных ему пришлось отбросить как трагические по котчеству. Простите — по качеству.

«Золотой полдень» был номинирован к награде им. Я. Зайделя на «Полконе» в Бяломстоке в 1998 году, однако проиграл на финальном голосовании по баллам. Оттого «В воронке от бомбы» остался единственным рассказом, за который, если не считать цикла о ведьмаке, я получил Зайделя.

А в конце — цитата, поясняющая, отчего Чеширский Кот, отчего прочие коты, отчего «кошачья» антология. Цитата происходит из упомянутого уже «Памфлета на себя» Тадеуша Конвицкого и все объясняет. После длинного фрагмента, посвященного коту Ивану, пан Тадеуш пишет: «Кот, с котом, о коте — а как же люди? — спросите вы. Да и черт с ними, с теми людьми».

Ни добавить, ни убавить. Разве что — поаплодировать.

 

***

All in the golden afternoon
Full leisurely we glide… 

Л. Кэрролл

Полдень обещал стать воистину интересным, наподобие одного из тех чудесных полдней, которые для того лишь и существуют, чтобы проводить их в долгом и сладком far niente, пока не пресытишься ленью окончательно. Конечно же, благолежания такого не достичь вот так запросто, без плана и без подготовки, свалившись в горизонтальную позицию где попало. Нет, мои дорогие. Сие требует предварительной активности, как интеллектуальной, так и физической. Ничегонеделанье, как говорится, надобно заработать.

И вот чтоб не утратить ни единой из точно отмерянных минуток, из каких обычно и складываются роскошные полудни, я приступил к трудам. Направился я к лесу и вошел в него, проигнорировав поставленную с краю табличку-предупреждение: «BEWARE THE JABBERWOCK». Без губительной в таких случаях спешки отыскал я дерево, соответствовавшее всем канонам искусства, и взобрался на него. Потом я совершил селекцию подходящей ветви, руководствуясь в своем выборе теорией о revolutionibus orbium coelestium. Слишком умно? Тогда скажу проще: выбрал я ветку, на которой весь полдень солнце станет согревать мне шерстку.

Солнышко пригревало, кора пахла, птички и козявки разноголосо выводили свою извечную песнь. Я улегся на ветке, живописно свесил хвост, опер подбородок о лапы. Уже собирался я впасть в благую летаргию, уже готов был я всему миру продемонстрировать безбрежное свое равнодушие, как вдруг высоко в небе заметил темную точку.

Точка быстро приближалась. Я поднял голову. При нормальных обстоятельствах я, возможно, и не снизошел бы до того, чтоб сосредотачивать внимание на приближающихся темных точках, поскольку при нормальных обстоятельствах точки эти чаще всего оказываются птицами. Но в Стране, где я нынче временно обитал, нормальные обстоятельства не действовали. Летящая по небу темная точка при ближайшем рассмотрении могла оказаться роялем.

Однако статистика не знамо в который раз вновь оказалась царицей наук. Правда, приближающаяся точка не оказалась птицей в классическом смысле этого слова, но далеко ей было и до рояля. Я вздохнул, поскольку рояль был бы предпочтительней. Рояль, если он не летит по небу вместе со стульчиком и сидящим на стульчике Моцартом, — явление преходящее и не беспокоящее слух. А вот Радецки — поскольку подлетал именно Радецки — имел свойство быть явлением шумным, несносным и утомительным. Скажу не без сарказма: собственно, это и все, что Радецки умел.

— Едят ли кошки мошек? — затрещал он, наворачивая круги над моей головой и моей веткой. — Едят ли кошки мошек?

— Пошел нахрен, Радецки.

— Ну ты и вульгарен, Честер. Хааа-хааа! Do cats eat bats? Едят ли кошки мошек? И едят ли мошки кошек?

— Похоже, ты желаешь мне что-то сообщить. Сделай это и удались.

Радецки вцепился коготками в ветку повыше моего сука, повис вниз головою и свернул кожистые крылышки, обретя тем самым приятную для моих глаз внешность мышки-антипода.

— Я кое-что знаю! — проверещал он тоненько.

— Наконец-то. Природа непостижима в милосердии своем.

— Гость! — запищал нетопырь, выгибаясь, словно акробат. — Гость пожаловал в Страну! Весееелый нам день настаааал! У нас гость, Честер! Настоящий гость!

— Ты видел собственными глазами?

— Нет… — стушевался он, прядя большими ушами и смешно шевеля блестящей пуговкой носа. — Я не видел. Но мне об этом сказал Джонни Катерпиллер.

Мне сперва захотелось сурово и не выбирая слов отчитать его за то, что нарушил мою сиесту, разнося неподтвержденные слухи, но я сдержался. Во-первых, Джонни «Блю» Катерпиллер обладал множеством недостатков, однако не было меж ними склонности ко лжи и конфабуляции. Во-вторых, гости в Стране — вещь, конечно, довольно редкая, вводящая в ажитацию, но все же случается такое довольно регулярно. Вы не поверите, но однажды нам встретился даже инка, совершенно одуревший от листьев коки или иной какой доколумбовой заразы. Вот это было развлечение! Бродил он окрест, цеплялся ко всем, болтал на не понятном никому наречии, кричал, плевался, брызгал слюною, грозил нам обсидиановым ножом. Но вскоре он ушел, ушел навсегда, как и все. Ушел живописно, жестоко и кроваво. Занялась им королева Маб. И ее свита, что любит зваться «Властелинами Сердец». Мы же называем их попросту Червами. Les Coeurs.

— Лечу, — заявил внезапно Радецки, прерывая мою задумчивость. — Лечу сообщить остальным. О госте, стало быть. Пока, Честер.

Я вытянулся на ветви, не удостоив его ответом. Не заслуживал он такой чести. В конце концов, я был котом, а он — всего-то летающей мышью, тщетно пытающейся выглядеть миниатюрным графом Дракулой.

* * *

Что может быть хуже идиота в лесу?

Тот из вас, кто крикнул, что ничего, — не прав. Есть кое-кто похуже, чем идиот в лесу.

И этот кое-кто — идиотка в лесу.

Идиотку в лесу — внимание — узнать можно по таким признакам: слышно ее с расстояния в полумилю, каждые три-четыре шага она неловко подскакивает, она напевает, разговаривает сама с собой, лежащие на тропке шишки она пытается пнуть, но не попадает ни по одной.

А когда заметит вас, покоящегося на ветке дерева, говорит: «Ох!» — после чего принимается нахально на вас таращиться.

— Ох, — сказала идиотка, задирая голову и нахально на меня таращась. — Привет, котик.

Я улыбнулся, а идиотка, и так уже болезненно бледная, побледнела еще сильнее и сплела руки за спиною. Чтобы скрыть их дрожь.

— Добрый день, господин Кот, — выдавила она, после чего сделала неловкий книксен.

— Bonjour, ma fille, — ответил я, не переставая улыбаться. Французщина, как можете догадаться, должна была сбить идиотку с толку. Я пока не решил, что с ней сделаю, но не мог отказать себе в развлечении. А сконфуженная идиотка — это штука куда как забавная.

— Ou est ma chatte? — внезапно пискнула идиотка.

Как вы верно догадываетесь, это не было беседой. Была это первая фраза из ее учебника французского. И все же — интересная реакция.

Я устроился на ветке поудобней. Медленно, чтобы не вспугнуть идиотку. Как я уже упоминал, пока я ничего не решил. Задираться с Les Coeurs я не боялся — хотя те узурпировали себе исключительное право уничтожать гостей и всерьез обижались, если кто-то пытался им в этом отказать. Я, будучи котом, естественно, класть хотел на их исключительные права. Класть я хотел, кстати сказать, на все права. Потому у меня уже случались небольшие конфликты с Les Coeurs и их королевой, рыжеволосой Маб. Я таких конфликтов не боялся. Даже провоцировал их, когда приходило такое желание. Однако сегодня особого желания у меня как-то не было. Но я поудобней устроился на ветке. В случае чего предпочитал я решить дело одним прыжком, поскольку гоняться за идиоткой по лесу мне не хотелось ни за какие коврижки.

— Никогда в жизни, — сказала девочка чуть дрожащим голосом, — я не видела улыбающегося кота. Так вот улыбающегося.

Я шевельнул ухом в знак того, что нисколько не удивлен.

— У меня есть кошечка, — заявила она. — Кошечку мою зовут Дина. А тебя как зовут?

— Это ты здесь гость, дорогая девочка. Это тебе нужно представиться первой.

— Прошу прощения. — Она присела, опустив взгляд. Жаль, поскольку глаза у нее были темные и, как для человека, очень красивые. — Это действительно было не слишком вежливо, я должна представиться первой. Меня зовут Алиса. Алиса Лидделл. Я здесь, потому что вошла в кроличью нору. За белым кроликом с розовыми глазками, одетым в жилетку. А в кармашке жилетки у него были часы.

«Инка, — подумал я. — Говорит разумно, не плюется, нет у нее обсидианового ножа. Но все же — инка».

— Курили мы травку, мадемуазель? — проговорил я вежливо. — Глотали мы барбитуратики? Или, может, попались нам амфитаминчики? Ma foi, рановато нынче детки начинают.

— Я не поняла ни слова, — покачала она головой. — Ни словечка из того, что ты говоришь, котик. Ни словечка. Ни словечечка.

Говорила она странно, а одета была еще страньше, только теперь я обратил на это внимание. Расклешенное платьице, фартучек, воротник с закругленными кончиками, короткие пышные рукава, чулочки… Да, зараза, чулочки. И туфельки с ремешками. Fin de siecle, чтоб я был здоров. Потому наркотики и алкоголь придется, похоже, исключить. Если, конечно, наряд ее не был костюмом. Могла она попасть в Страну прямиком со спектакля в школьном театре, где играла

Маленькую Мисс Маффет, сидящую на песке подле паука. Или с вечеринки, где молодежная труппа отмечала успех спектакля понюшками порошочков. И это, — решил я после некоторого раздумья, — наиболее правдоподобно.

— И что же такое мы принимали? — спросил я. — Какая субстанция позволила нам достичь измененного состояния сознания? Какой препаратик перенес нас в страну мечты? А может, мы просто пили без меры тепленький джин с тоником?

— Я? — зарумянилась она. — Я ничего не пила… Вернее, только один, один малюсенький глоточек… Ну, может, два… Или три… Но на бутылочке ведь была бумажка с надписью: «Выпей меня». Это никак не могло мне навредить.

— Я словно Дженис Джоплин слушаю.

— Что-что?

— Неважно.

— Ты должен был сказать мне, как тебя зовут.

— Честер. К вашим услугам.

— Честер лежит в графстве Чешир, — гордо заявила она. — Я услышала об этом недавно, в школе. Поэтому ты — Чеширский Кот! А как ты мне услужишь? Сделаешь мне что-нибудь приятное?

— Я не сделаю тебе ничего неприятного, — улыбнулся я, щеря зубы и окончательно решившись оставить ее во власти Маб и Les Coeurs. — Восприми это как услугу. И не рассчитывай на большее. До свиданья.

— Хм-м-м, — заколебалась она. — Ладно, я сейчас пойду… Но сначала… Скажи мне, что ты делаешь на дереве?

— Лежу в графстве Чешир. До свиданья.

— Но я… Я не знаю, как отсюда выйти.

— Я имел в виду лишь то, что ты можешь идти, — пояснил я. — А если речь о выхождении, то это напрасный труд, Алиса Лидделл. Отсюда невозможно выйти.

— Прошу прощения?

— Отсюда невозможно выйти, глупышка. Нужно было взглянуть на обратную сторону бумажки на бутылочке.

— Неправда.

Я взмахнул свисающим с ветки хвостом, что у нас, у котов, равносильно пожиманию плечами.

— Неправда, — повторила она задорно. — Я погуляю здесь, а потом вернусь домой. Я должна. Хожу в школу и не могу пропускать уроки. Кроме того, мамочка тосковала бы за мною. И Дина. Дина — это моя кошка. Я об этом говорила?..