Махов Валерий - Сезон мести

Пролог

В большой холодной женской спальне образцовопоказательного детского дома номер двадцать три стояло пронзительно жутковатое зловоние. Только извращенец- токсикоман мог получать удовольствие, вдыхая запах, исходивший от неухоженных и давно не мытых детских тел. В спальне обитали тридцать пять воспитанниц — от восьми до семнадцати
лет. И все они были несчастны. Несчастье их состояло в том, что, будучи сиротами и полусиротами, девочки были лишены детства и являлись личной собственностью администрации детского дома. Если мальчики с утра до вечера пахали на стройках, садах и огородах своих учителей, то девочки были секс-рабынями. Физрук, трудовик, историк, врач,
охранники, завхоз — каждый из этих мужчин имел по нескольку наложниц. Все об этом знали. Все было в порядке вещей. И детям, свыкшимся со своим бесправным положением, оставалось только ждать — либо усыновления, либо совершеннолетия. Семнадцатилетняя девочка по прозвищу Белка (именами и фамилиями здесь не пользовались) в эту ночь не спала, так как ожидала вызова к директору. Она была любимой игрушкой директора, и ей многие завидовали. Директором образцовопоказательного детского дома номер двадцать три
был депутат облсовета, заслуженный учитель страны Антон Семенович Макаров.
Он считал педагогику и педофилию родными сестрами. Причем педофилия была старшей. Он с любовью отбирал маленьких девочек и развращал их до появления первых половых признаков — растительности на лобке и под мышками и начала менструального цикла. Как только появлялись месячные, он терял к девочке всякий интерес и она тут же становилась всеобщим достоянием. Это значило, что ею могли пользоваться не только мужикипреподаватели, но и мальчики-детдомовцы. А они это делали, как правило, грубо и коллективно. Белка росла красивым, ушлым и коварным ребенком. Она видела, что ожидает тех, кто пробовал бежать, жаловаться и не подчиняться. Беглецов ловили и жестоко наказывали. Жалобщиков заставляли прилюдно, прямо на линейке, есть кал и запивать его мочой. А непокорных усмиряли голодом и побоями. Белка не походила на остальных. Увидев один раз, как восемь мальчиков водили «хороводы» вокруг десятилетней девочки, она дала себе слово в этих «танцах» не участвовать. Для этого из всех зол она выбрала большее. А большим как раз и оказался Антон Семенович. Разузнав у подружек по секрету, в какие игры он любит играть, она сумела стать его постоянной любовницей. В одиннадцать лет она называла пятидесятилетнего извращенца «любимым мальчиком» и предлагала разнообразить
их игры. Дело в том, что Антон Семенович любил играть в «дочки-матери», в «больницу», в «военно-пленных» и прочие «безобидные» детские игры.
Только до Белки он играл один на один с очередной жертвой, а Белка постоянно придумывала новые варианты игр, внося в них огромное разнообразие.
Постепенно она стала незаменимой для директора, то есть его первым заместителем по
секс-досугу. К тому же Белка приобрелаогромное влияние на жизнь и быт детского дома. От нее теперь многое зависело. С ней считались, ее дружбы искали. Она сумела стать фавориткой, ее любили и ненавидели. Впервые попав к Антону Семеновичу, как и все,
в десять лет, она, стерпев боль и унижение, вместо слез и просьб о пощаде сильнее прижалась к взрослому мужчине своим маленьким детским телом и начала шептать на ухо уроду нежные и загадочные слова, смысл которых сама до конца не понимала. Она так возбудила и удивила своего «учителя», что он с нетерпением и любопытством ожидал
следующего раза. Следующий раз был лучше предыдущего — и так постоянно. В двенадцать лет она предложила позвать еще одну девочку, чтобы попробовать втроем, потом двух девочек, чтобы Антоша получил двойное удовольствие, а она бы по-
смотрела…
Чтобы не погружаться глубже в эту выгребную яму, а дна там, увы, нет, Белка, удивляясь самой себе, сумела из военнопленной стать главным надзирателем в советском образцово-показательном сексуальном концлагере. У нее одной были красивые платья и белье. Своя косметика и бижутерия. Отдельный угол у окна в общей спальне и отдельный стол со спецпитанием в столовой. Контролирующие органы всегда были довольны результатами проверки, так как в подсобном хозяйстве юные натуралисты выращивали кроликов для
столовой обкома партии. И вообще, Антон Семенович был очень гостеприимным хозяином и умел удовлетворять все гастрономические и эротические фантазии своих гостей, таких, как, например, завоблоно, которая была женой крупного партийного функционера и известной в городе лесбиянкой. А так как все оргии снимались им на пленку, то у него скопилось
достаточно компромата и на начальство, и на силовиков, тоже не брезгующих «свежатинкой». Поэтому лозунг «За твердую макаренковскую линию в советской педагогике!», висевший на фасаде здания, был выполняем и всегда актуален. Трудовой коллектив образцового детского дома был довольно сплоченным.
Если и попадались непонятливые преподаватели, то им быстро объясняли, что к чему. И они либо подчинялись общим правилам, либо исчезали бесследно. Один журналист молодежной газеты, осмелившийся описать быт и нравы детского дома по-своему, трагически погиб в автокатастрофе, а юная выпускница педагогического института повесилась
в котельной из-за «несчастной любви», не оставив даже прощальной записки.
Таким образом, жизнь в образцово- показательном детском доме текла размеренно и спокойно.
Практически без эксцессов и ЧП. А если кто-то из детей умирал — так все мы смертны…
Преподаватели регулярно получали премии и благодарности, а дети на смотрах и конкурсах благодарили партию и правительство за свое «счастливое» детство.
Белка не то чтобы была счастлива — она еще не знала, что это такое, — но, приняв условия этой игры, умудрилась выиграть. Став лживой и коварной, она сумела выбиться в лидеры, не дав себя растоптать. С десяти до семнадцати лет, участвуя в этом изнурительном марафоне на выживание, Белка набралась такого жизненного опыта, которого иным хватило бы на десять жизней. Она понятия не имела, что такое хорошо, так как хорошего в своей ранней сиротской доле видела мало. Но зато что такое плохо, она узнала сполна. И прекрасно научилась разбираться в людях и экстремальных ситуациях. Она точно знала, как будет выстраивать свою дальнейшую жизнь и что в этой жизни будет главным, а что второстепенным.
Господи! Спаси и сохрани!

Один раз в месяц, в последнее его воскресенье, Порфирий Степанович Мамин вот уже много лет подряд выполнял один и тот же приятный и очень важный для себя ритуал. В своем небольшом частном доме на окраине города он зашторивал окна, отодвигал книжную полку, доставал из сейфа, вмонтированного в стену, пухлые папки и проводил инвентаризацию прошлого. В некоторых папках хранились документы и фотографии, касающиеся непосредственно его самого, а в некоторых были картотеки, содержащие досье на интересующих его людей.
Голицын Антон Януарьевич, кличка Князь. Капитан милиции, старший оперуполномоченный. Двадцати восьми-тридцати лет. Высокий, спортсмен, красавец, умница, любит жизнь, свою работу. Правильный мент, впереди длинная и счастливая
жизнь. Кротов Николай Иванович, кличка Крот. Капитан милиции, старший оперуполномоченный. Язва желудка, гипертония, разведен, алиментщик, год до пенсии. Любит только свою работу и ни с кем ей не изменяет. Правильный мент.
Дубцов Иван Иванович, кличка Дуб, кличка Ваня-Ваня. Майор милиции, начальник убойного отдела. Любит свою семью, ненавидит «висяки» и самоотверженно сражается с ними. Будучи опером, неоднократно применял неформальные методы ведения дознания. Отчаянно смел в засаде и безумно боязлив в приемной начальника. До пенсии меньше года — дотянуть любой ценой.
Порфирий Мамин знал о своем городе и его знаменитых людях все и даже чуть-чуть больше. Учившийся в школе весьма посредственно, не служивший из-за плоскостопия, отчисленный с первого курса театрального института по профнепригодности, а не из-за диссидентства, как он всем говорил, Порфирий много лет работал свободным художником, то есть курьером.
Мало кто знает, какая интересная и опасная эта работа. Сколько необходимо мужества, творчества, смекалки и многих других личных качеств для доставки ценного и опасного груза, секретной и важной информации. В детстве Порфирий воодушевился, прочитав о первом красном курьере Иване Загубанском, о товарище Нетте — «пароходе и че-
ловеке», о пионере-герое Вите Черевичкине, разводившем в Ростове почтовых голубей для нужд подполья:

Жил в Ростове Витя Черевичкин,
В школе он отлично поспевал,
И в свободный час он, как обычно,
Голубей на волю выпускал.
Голуби мои вы милые,
Улетайте в солнечную высь.
Голуби вы сизокрылые
В небо голубое унеслись…

Но потом в город пришли немцы и, очевидно сразу смекнув, что пионер-герой разводит голубей не из гастрономических соображений, а для связи подполья с очень большой землей, решили отнять пернатых курьеров и уничтожить голубятню. Словом, фашисты, что с них взять. Будучи солистом школьного хора, каждый раз доходя до последнего куплета песни, Порфирий плакал над героической судьбой юного пионера.

…Долго Витя им сопротивлялся,
Голубей фашистам не давал,
Но вдруг голос Витин оборвался,
И убит был Витя наповал.
Припев:
Голуби мои вы милые,
Улетайте в солнечную высь.
Голуби вы сизокрылые
В небо голубое унеслись…

Отношения Порфирия с Иваном Загубанским не сложились, так как последний водил дружбу
с одесским бандитом Лимончиком, а Порфирия с детства учили великие дела делать чистыми руками. Что же касается товарища Теодора Нетте, то, поскольку о его героическом прошлом Порфирий знал мало, ему самому приходилось рисовать эти подвиги в своем воображении. Порфирий часто представлял, как окруженный предателями бесстрашный коммунист товарищ Нетте, который вез дипломатическую почту, прижимал к пронзенному сердцу письмо Владимира Ильича Ленина к Инессе Арманд и спрашивал у своего убийцы: «И ты, Брутто?» Так как в жизни добро всегда сопровождает зло, Порфирий не мог представить товарища Нетте без товарища Брутто. Весь день Порфирий носился по городу, разнося
пакеты, коробочки, конверты. Доставляя сверток от зубных техников к дантистам, он представлял себя народовольцем масштаба Николая Желябова и Софьи Перовской. Переправляя пакет из канцелярии градоначальника в горБТИ, он знал, что в данный момент судьба всех архитектурных излишеств города в его руках. За годы работы Порфирий смог стать корифеем доставочно-курьерского бизнеса. Его услугами пользовались многие учреждения и частные лица, заинтересованные в качественной работе — своевременной и аккуратной доставке своего груза. И никто в целом мире не знал о том, что старый чудаковатый городской курьер собирает компромат на всех более или менее влиятельных в городе людей. Каждое последнее воскресенье месяца суперкурьер Порфирий Мамин проводил так называемый общегородской воскресник. Он доставал из сейфа, надежности и крепости которого могли бы позавидовать хранилища американского резервного банка, досье
на интересующих его горожан и перебирал, добавлял и подытоживал информацию. Бытует мнение, что все беды человечества от недостатка информации. Порфирий Мамин этим не страдал; вот и сейчас, разложив на столе папки с досье, он просматривал личные дела интересующих его людей, снабжая все персоналии необходимыми комментариями и внося уточнения в характеристики. Потапов Валерий Иванович, кличка Потап, кличка Дед. Начальник райотдела, полковник милиции. У Деда друзей нет, есть толькохорошие подчиненные и плохие. Для хороших — все, для плохих — устав и условия для неполного служебного соответствия. Любит свою семью, свою собаку, свою работу. Не любит философию Ницше, музыку Шнитке и поэзию Рильке. Мысль о пенсии нагоняет тоску и исчезает так же внезапно, как и появляется. Очень правильный мент. Стороженко Сергей Сергеевич, кличка Сторож. Старший лейтенант милиции, на третьем году служ-
бы нажил прободную язву и лег в больницу на операцию. После операции будет комиссован и сопьется на хрен. Очень любил свою работу, был правильным ментом.
Кукушкина Елена Сергеевна. Стажер. Натуральная рыжая, безумная красавица, редкий случай, когда формы полностью соответствуют содержанию. Пока не замужем — не потому что не берут, а потому что нет достойного. Между чувством долга и личной гигиеной выбирает второе, считая, что женщина не должна дежурить сутки в составе опергруппы. Любит свою работу, экзотические фрукты, экстремальный секс и томатный сок. В людях превыше всего ценит надежность, обязательность и чувство меры. За каждую веснушку на ее лице можно отдать не только жизнь. Мухин Александр Петрович — судмедэксперт,
веселый, добрый, умный, простой, доступный, любому может занять деньги, сам же скорее сгорит со стыда, чем попросит. Хронический холостяк. Прошлое — тайна. Личная жизнь — тайна. Заядлый болельщик футбола и коллекционер антиквариата. Рябинов Игорь Анатольевич — кандидат медицинских наук, врач-психолог, руководитель Центра детекции лжи. Хороший семьянин, душа компании, страстный рыбак, коллекционер антиквариата.
Курилко Владлен Натанович — врач- патологоанатом, рафинированный интеллигент, мужчина энциклопедических знаний, самодостаточен, не женат. Его религия — его работа. С любовью относится к жизни и с уважением к смерти. Он еще нас удивит…
Голицын Януарий Филиппович — доктор медицинских наук, профессор, главный врач ЦГБ, заядлый рыбак, умница, хирург милостью Божьей.
Коллекционер антиквариата. Голицын Вадим Януарьевич — банкир, председатель совета директоров «Омега-Банк», преуспевающий бизнесмен. Голицына Галина Петровна — стареющая прима оперетты.
Шмидт ЛазарьИсаевич — директор мясокомбината. Жирный хасидский боров, веселый и жадный. Стареющий плейбой, коллекционер. Бояринов Анатолий Павлович — главный режиссер оперетты, бывший тенор, герой-любовник.
Молодящийся, красящий хной остатки волос. Рыбак, коллекционер.

Глава 2

Профессор Голицын собрал у себя на даче всех самых близких друзей накануне своего дня рождения. Он поступал так каждый год, называя эту акцию «предбанником». То есть день рождения у него был на следующий день, но завтра придут много разных людей — хороших и не очень, званых и незваных, официальных и проходных. А сегодня на традици-
онном мужском «предбаннике», как всегда, собрались лишь самые близкие. Те, с кем связывала не только многолетняя дружба, но и память о прошлом, таком далеком и разном. Среди гостей были судмедэксперт Саша Мухин, директор мясокомбината Лазарь Шмидт, главный режиссер театра оперетты Анатолий Бояринов и главный патологоана-
том города Владлен Курилко. Мужики крепко выпили, все, кроме Курилко. Хорошо закусили. Серьезно попарились в русской баньке и теперь, сытые и довольные, негромко разговаривали, развалившись в удобных кожаных креслах.
— Я пригласил вас, господа, — громким пьяныь голосом начал Мухин, — чтобы рассказать пренеприятнейшую историю.
— К нам едет ревизор? — почему-то без улыбки на лице спросил Курилко.
— Нет, но в городе стали, как вам известно, исчезать коллекционеры, а эта безобидная страсть как раз всех нас и объединяет, — закончил Мухин уже не так радостно.
— Ну, положим, нас объединяет не только это, — негромко, но очень внятно и членораздельно сказал Курилко. Все присутствующие, на которых поровну разделилась эта фраза, мгновенно притихли и переглянулись. Курилко продолжил, нарушив опасную тишину: — Я имел в виду нашу многолетнюю дружбу. Мужчины тут же облегченно вздохнули, и каждый наполнил свою рюмку.
— Лучше бы ты пил, Натанович, как все нормальные люди. А то непонятно, в какие дали может завести тебя твой порошок, — со вздохом произнес Лазарь.
— Друзья мои, оставьте его в покое. Мы уже в том возрасте и в том статусе, когда привычки менять поздно, — вступился за Курилко Бояринов.
— Да, особеннотакие, как у тебя, — тут же парировал Лазарь, имея в виду, очевидно, бисексуальность Анатолия Павловича.
Бояринов вспыхнул, хотя его пристрастия были тайной Полишинеля, и, ничего не ответив, картинно отвернулся.
— Пацаны, пацаны, не ссорьтесь! — Голицын примирительно поднял руку. — Дело серьезное. Коллекционеры исчезают, менты с ног сбились, обыватель напуган, и мы должны быть уверены в том, что нам это не грозит.
— Уверенным в собственном бессмертии может быть только одноименный Кощей. Да и то, как выяснилось, напрасно. А нам, многогрешным, уверенность эта липовая и вовсе ни к чему, — невесело пошутил Курилко. — Господа! Мы молоды, трахаем красивых телок, здоровы, и по меньшей мере недержания мочи у нас сегодня не наблюдается. Так чего нам, молодым и здоровым, собирать морщины на лбу? Что было — мы знаем, что будет — Бог знает, а знание, как известно, сила. А посему предлагаю закончить наш предбанник на этой мажорной ноте. Давайте выпьем и, простите, нюх нем за молодых, здоровых и сильных.

Глава 3

Утро было таким богомерзким, что от одной мысли о том, что нужно вылезать из постели, становилось муторно и тревожно. Антон поежился, убрал под одеяло раскрытые во
сне ноги, укутался с головой и, моментально согревшись, вновь почувствовал себя счастливым. «Как всетаки мало нужно человеку для счастья», — светом неонового благополучия озарила сознание довольнотаки оригинальная мысль. Если еще немножко понежиться, то можно и до поисков смысла жизни опуститься. Странно, а почему не подняться? Да потому что поднимаются к вершинам, а опускаются к пошлостям и банальностям. Поэтому, как там у Визбора: «Вставайте, граф, уже рассвет полощется». Применительно к данной ситуации все верно, кроме титула. Вчера действительно был безумный вечер, за ним — ураганная, практически бессонная, ночь и, как следствие, «утро туманное». И был в том вечере детективный вестерн с погоней и стрельбой. И была
продавщица молочного отдела местного супермаркета, которую хотели ограбить и изнасиловать трое горячих парней с южных окраин некогда могучей империи. Они долго не желали покоряться империи, а покорившись, решили остаться на ее территории всерьез и надолго. И вели себя эти представители гордых и малых народов не как гости, а как завоеватели. Трое суток они грабили родной город Антона и обращались с его дочерьми как с наложницами. Пока, на беду, не нарвались на самого Антона. Возвращаясь домой, он увидел, как в похожий на разыскиваемый за грабежи и разбой автомобиль грузят очередную жертву. В общем, говоря казенным языком, лица кавказской национальности, в количестве трех кинжалов, усаживали в машину блондинку, которая после работы останавливала такси, чтобы попасть домой, а не в кавказский аул.

Быстро и без лишней суеты приближаясь к автомобилю со стороны переднего пассажирского сиденья, Антон автоматически отмечал места расположения объектов и выбирал оптимальную позицию для атаки. Так, один за рулем. Часто и нервно оглядывается на заднее сиденье. Торопится, пытаясь попасть ключом в замок зажигания. Отвлекается на мгновение,
нетерпеливо всматриваясь в подозрительного субъекта, который подходит с правой стороны и, как-то по-идиотски улыбаясь, наставляет на него пистолет на манер двух кольтов… Еще один уже наполовину в салоне. Мостится на заднее сиденье, стараясь затащить девушку в машину. Дура! Он тянет ее за ремешок сумки, которую та ни за что не хочет выпускать из рук… Ключ в замке, сейчас повернет… Третий, особо не церемонясь, грубо пихает девушку, одновременно отпуская подзатыльники. Вот это спинища! Крупный экземпляр, грех промахнуться… Ключ! Антон, продолжая улыбаться, на долю секунды заглянул в салон, подмигнул водителю и расслабил руки, словно у его кольтов закончились патроны. Выиграл секунду.

Резко выпрямившись, в противоходе, буквально вкинул правую ногу в салон в надежде сломать ключ прямо в замке зажигания. Уже поворачиваясь к «спине», Антон услышал, как вскрикнул рулевой, и зафиксировал поток брани, где встречались и «наши» местоимения.
Обладателю широкой спины надоело, казалось, церемониться с этой кобылой, и он, обхватив своей ручищей ее шею под основанием черепа, сильно надавил пальцами. Девушка, сжав плечи, заверещала, но по-прежнему, правда, уже одной рукой, продолжала держаться за свою сумку. Высвободив ногу из салона машины, Антон отступил на полшага назад
и что есть силы, не заботясь о последствиях, пнул гордого джигита левой ногой. Носок туфли с жесткой кромкой еще не обтертой подошвы точно вошел в углубление под копчиком. Верзила разжал хватку и резко выпрямился. Натяжению и прогибу его спины могли бы позавидовать лучшие танцоры фламенко. Остекленевшие глаза, полные слез. Плотно, до
белизны сжатые губы. Хочется орать… Но гордость не позволяет. Антон хорошо помнил эти ощущения еще с первого класса, когда веселыми зимними каникулами, катаясь с горки, вылетел из санок и наткнулся копчиком на поджидавший именно его камень. В общем, на минуту-две ступор обеспечен. Воспользовавшись моментом, Антон подскочил
к девушке, все еще держащейся за сумку, и, недолго думая, резко ударил костяшками пальцев по запястью. Девушка негодующе вскрикнула и разжала руку. Не поймешь этих женщин, неужели сумочка дороже собственного здоровья? Любитель женской
атрибутики, потеряв опору, провалился в салон и, видимо, мимоходом задел локтем рулевого, потому как с переднего сиденья возобновился поток ругательств с новыми местоимениями, но уже в адрес соплеменника. Недавняя жертва нападения, вдруг спохватившись, бросилась обратно в салон и таки вырвала из рук ублюдка свою собственность. Отбежав на безопасное расстояние, она не покинула места события и, выудив из сумочки телефон, стала лихорадочно набирать какой-то номер… Так, девчонка в стороне, у водилы разбиты паль-
цы — отлично, жаль только, что ключ не сломался. Этот уже отошел от шока… ты смотри, быстро, а тот дебил через пару секунд вылезет из машины. Все,
пора работать… «Спина» получил классическую «двоечку» в могучий подбородок и боковой слева в орлиный клюв. Это было слишком самонадеянно. Струйка крови из носа, не более того. Зато ответная оплеуха чуть не впрессовала самого Антона в открытую машину. Благо что этому помешал вылезающий из нее любитель сумочек, не смирившийся, вероятно, с потерей. Матерясь уже понашему, он снова провалился в салон. Хватит очки набирать… упаковываем. Удар в пах долгожданно отозвался во всем теле могучего горца. Он обеимируками схватился за промежность и с неподдельным ужасом в глазах, глотая воздух
широко открытым ртом, рухнул на колени. Антон наступил на пятку, выворачивая ее внутрь, послышался хруст, и верзила заорал. Ну, наконец… Второго неудавшегося медвежатника (специалиста по мохнатым сейфам) Антон вытащил из машины, просто схватив за волосы.

Встретил коленом. И еще раз. Ткнув его носом в асфальт, поддал ногой по ребрам. Не туда. Пнул в другое место. Лежащий закашлялся. Хорошо. Сзади зашелестел стартер… Так, третий… Мотор взвыл… Черт!.. Скрежет коробки передач… Не успел. Тот, что был за рулем, вовремя сообразив, что к чему, включил форсаж и рванул с места приключения на юг по направлению к Военно-Грузинской дороге. Как обычно, сразу же после драки подъехавший патруль приступил ко второму действию — оформлению, предоставив Антону третье, заключительное, действие «марафонского балета» — погоню. Инстинкт охотника моментально превратил безнадегу в мечту. Двумя яркими васильковыми зарницами призывно полыхали в конце его холостяцкого тоннеля испуганные глаза укротительницы йогуртов и плавленых сырков. «А продаются ли еще плавленые сырки? — подумал Антон. — И если да, то как они сегодня называются? Наверное, “Дружба”». Увидев, как пуля, совсем не из водяного пистолета потомка свободолюбивого Мцыри, разбила вдребезги левое боковое зеркало, Антон, резко уйдя вправо, высунулся из окна и выстрелил по колесам. Арбу
джигита занесло, закружило и остановило. Антон в два прыжка покрыл расстояние, отделявшее его от заслуженного отдыха, а его визави от возможности в тиши казенной кельи перечитать, а заодно и переосмыслить судьбу лермонтовского героя. А потом были слезы благодарности спасенной продавщицы и ночь — бурная, ненасытная, как будто продавала она не топленое молоко, а сырое мясо, которое пожирала прямо с ножа, пренебрегши термической обработкой. Одинокие женщины могут совершенно точно определить, женат их партнер или нет. Вне зависимости от возраста и опыта. Всю ночь, гоняя выжатого Антона по периметру огромной, размером с небольшое футбольное поле, кровати, Ольга — так звали приз за победу в вечернем марафоне —сквозь хрипы, всхлипы и стоны прозрачно намекала, что не прочь узаконить эти гладиаторские бои без правил. И, уйдя рано утром на работу, оставила своему последнему герою завтрак, записку и ключи. Завтрак Антон съел, записку
прочитал, а вот от ключей благоразумно отказался, так как понимал, что бесплатный сыр даже у продавщицы лучше всего сохраняется в мышеловке. Все было правильно в песне
Визбора: «И кстати, там вчерашняя молочница уже поднялась, полная беды». Кроме титула. Антон был князем. Фамилия его была Голицын. И как утверждал его златоустый отец,
род их шел чуть ли не от Рюриковичей. И если после тысяча девятьсот семнадцатого года родовитые и столбовые Ивановы, Петровы, Сидоровы вели свои генеалогические ветви от корней Путиловских заводов и Морозовских мануфактур, то после 1991 года изо всех щелей, словно любопытные тараканы на яркий свет, повылазили Шереметевы, Оболенские,
Дашковы, Воронцовы, Волконские и другие. Многочисленные ряженые обормоты стали грустить об утраченной монархии и невинно убиенной царской семье. Как будто это не потомственный дворянин, князь Львов, ведомый неврастеником Пуришкевичем, принимал отречение от государя императора. Как будто это не сын действительного статского советника дворянина Ильи Ульянова в семнадцатом заварил кровавую кашу! Кашу, которую нашему поколению по сей день приходится уже не хлебать, как тем недоноскам, а расхлебывать.

…Антон не любил отца. Даже вчера на его день рождения Антон не соизволил явиться, отговорившись, что по уши загружен работой. Казалось бы, все, что нужно сыну, он получил сполна. Но в отличие от своего старшего брата, ставшего банкиром, он пошел «не тем путем». С блеском окончив юридический факультет и отказавшись от всех выгодных предложений, Антон выбрал ментуру и стал простым опером. Побывав в нескольких «горячих» точках, выйдя целым и невредимым из ряда кровавых бань и саун, он в какой-то момент понял, что можно быть порядочным человеком и у себя дома, и на своей работе.
Антон также понял, что его война — это его жизнь. И если победить в ней нельзя, то побороться, покуражиться и кайфануть можно. И чем ярче будет эта борьба, тем желаннее будет победа. А трудности и неудачи — это еще не поражение! Это пусть фальшивая
и, возможно, бездарная, но увертюра к победе! Вот таким безнадежным оптимистом был старший оперуполномоченный уголовного розыска тридцатилетний капитан милиции Голицын Антон Януарьевич.