Закрити
Відновіть членство в Клубі!
Ми дуже раді, що Ви вирішили повернутися до нашої клубної сім'ї!
Щоб відновити своє членство в Клубі — скористайтеся формою авторизації: введіть номер своєї клубної картки та прізвище.
Важливо! З відновленням членства у Клубі Ви відновлюєте і всі свої клубні привілеї.
Авторизація для членів Клубу:
№ карти:
Прізвище:
Дізнатися номер своєї клубної картки Ви
можете, зателефонувавши в інформаційну службу
Клубу або отримавши допомогу он-лайн..
Інформаційна служба :
(067) 332-93-93
(050) 113-93-93
(093) 170-03-93
(057) 783-88-88
Якщо Ви ще не були зареєстровані в Книжковому Клубі, але хочете приєднатися до клубної родини — перейдіть за
цим посиланням!
УКР | РУС

Алі Найт — «Точка кипения»

Глава 1

Я резко открываю глаза в темноте, чувствуя, что что-то не так. Комната все такая же знакомая, все отчетливо видно благодаря свету от ночных фонарей, который просачивается сквозь римские шторы. На стене висят со вкусом подобранные гравюры, два кресла стоят как стражи у камина, на одном из них в беспорядке свалена гора одежды Пола, на другом лежит мой аккуратно сложенный пеньюар. Я в нашей спальне, самом безопасном месте, убежище от внешнего мира. Вторая половина нашей огромной кровати пуста, подушка даже не примята. Пола нет дома. Я затаила дыхание, потому что снова слышу шум и шорох, идущий отовсюду и в то же время ниоткуда. Стук сердца отдается в моих ушах. На часах 3:32, а внизу раздается уже просто грохот. Он может разбудить детей. Именно эта мысль заставляет меня вылезти из-под уютного, теплого пухового одеяла. Я мать, и пункт первый в должностной инструкции — защитить своих детей, любой ценой. Я тщательно взвешиваю каждое свое движение и пытаюсь решить, что же делать. Затем беру мобильный телефон и осторожно поворачиваю ручку, чтобы бесшумно открыть дверь нашей спальни. Кто-то стонет в коридоре, но на Пола это не похоже.
Я довольно часто проигрывала в уме, что может произойти дальше, потому что Пол в последнее время много работает, а мне важно знать, как я буду бороться за единственное, что имеет для меня значение, — свою семью. Я люблю быть подготовленной. Поэтому, словно пожарный во время работы, я полностью сосредотачиваюсь на своих действиях. Глубоко вдохнув, я набираю 999, но не нажимаю на зеленую кнопку вызова, включаю свет и бегу к лестнице. Мой громкий крик нарушает ночную тишину:
— Убирайся из моего дома!
Я размахиваю в воздухе телефоном, словно копьем.
С шумом спустившись по лестнице, я с разгона поворачиваю внизу у перил и вижу, как чья-то тень перемещается с конца коридора в кухню.
— Убирайся! Убирайся! Полиция уже на улице!
Я нажимаю на кнопку выключателя, и мой мир озаряется светом, а что-то темное при этом с грохотом падает на пол вместе со стулом. Я хватаю с вешалки крикетную биту и ощущаю ее приятную тяжесть в своей руке, а через секунду я уже в кухне и крепко прижимаю оружие к груди.
— Вон из моего дома!
Какой-то человек лежит вниз лицом на кафельном полу кухни, но как только я поднимаю биту, он поворачивается, и я узнаю мужа, уставившегося на меня.
Это мой муж, но таким я его еще никогда не видела.
Он рыдает навзрыд. Я бросаю телефон на стол и роняю биту на пол.
— Пол, что, черт возьми, происходит?
Он не отвечает, потому что не может. Потом поднимает на меня глаза, и мой недавний страх за себя сменяется еще более острым беспокойством о нем. Я пытаюсь его приподнять, но такое чувство, что он окаменел. Он согнулся и сжался, что так на него не похоже. Вот почему я не узнала его со спины — он вел себя совсем не так, как обычно.
— Что случилось?
Пол бьет себя по голове и снова рыдает.
— Кейт, Кейт…
— Господи, что происходит?
Он с трудом поднимается на колени, оставляя на полу ключи от машины. Пол крупный мужчина. Он высокий, и на его широком плече так спокойно спится, — именно за это я влюбилась в него много лет назад. Он дарит мне ощущение защищенности.
— Кейт, помоги мне…
На его руках кровь.
— У тебя кровь!
Он с отвращением опускает глаза. Затем, покачиваясь, поднимается на ноги, и я осторожно тяну его за пальто, под которым, должно быть, скрывается рана.
— Ты ранен?
— Я… я, о боже, похоже на то.
— Что?
Он закрывает глаза, покачивается и молчит.
— Что все-таки произошло?
Он качает головой, бредет в туалет на первом этаже и начинает мыть руки. Запекшаяся кровь и коричневая вода медленно стекают в раковину.
— Пол!
Он вытирает щеку о плечо и кивает.
— Я убил ее…
Он стряхивает с рук воду, и я изо всей силы даю ему пощечину.
— Скажи мне, что происходит!
Муж смотрит на меня, его застывшие карие глаза покраснели от слез.
— Что за бред? Что за чепуха…
Он глубоко вздыхает.
— Черт возьми, Кейт, я так сильно люблю тебя…
С этими словами он падает на пол в коридоре прямо возле меня и отключается, так что никакие толчки, пинки и крики не могут его разбудить.
По крайней мере, хоть что-то мне стало понятно: Пол в стельку пьян. Должно быть, он чертовски нажрался. Наверное, мне сейчас нужно многое сделать, но сначала я должна сходить в туалет. Я сажусь на унитаз и пристально смотрю на тело мужа, бесчувственно лежащее на полу. Его руки и ноги повернуты так, словно он хотел принять какую-то позу йоги. Меня трясет от злости из-за того, что он мог сесть за руль и приехать домой в таком состоянии. Я тормошу его, но он не двигается. Меня нельзя назвать спонтанным человеком, мне нужно все планировать, обдумывать; никогда раньше я даже представить себе не могла такой ситуации, вот почему я сейчас в недоумении от того, сколько всего необходимо выяснить. После многочисленных толчков и пинков мне все-таки удается перевернуть Пола на спину, стащить с него куртку и проверить, не ранен ли он. Ничего не обнаружив, я облегченно вздыхаю — не переношу вида крови. Я снова присаживаюсь и пристально изучаю его. Твердые изгибы его красивого лица превратились в отекшую массу, волевой подбородок вдавлен в шею. В доме тихо, дети спят и ни о чем не догадываются. Пол храпит, его грудная клетка поднимается и опускается. Кухонные часы отрывисто тикают ему в унисон. Гудит холодильник, и стучит окно. Дом снова погружается в ночной ритм. В 3:50 утра я устало поднимаюсь на ноги. Я не могу придумать ничего лучше, чем лечь спать. В конце концов, он проснется.

Глава 11

Оказавшись наконец дома, я усаживаю Аву перед телевизором, Джоша за компьютер, а сама просматриваю в Интернете около восемнадцати статей об убийстве Мелоди. Ей было двадцать шесть лет, ее считали талантливой, и она жила в родительском доме. Она была задушена, а в довершение всего еще и получила фатальный удар в самое сердце в тихой лесистой местности в нескольких километрах отсюда. Приводятся только слова ее тети; родители слишком подавлены, чтобы разговаривать с прессой. Я пытаюсь дозвониться Полу, но его номер занят, и Сергей направляет меня в службу обмена сообщениями. Новость захлестнула Форвуд ТВ, как огромная волна. Я увеличиваю ее фото, пока лицо не превращается в пиксельные квадраты. Если бы я могла забраться в ее фотографию, я бы сделала это. Теперь она уже не так сильно похожа на Элоиду, но светлые волосы такого же оттенка, и одинаковая форма рта. Полиция обращается к очевидцам и всем, кто видел ее ехавшей на велосипеде, что был найден неподалеку. Они ищут автомобиль темного цвета, который появлялся в том районе.
Автомобиль… Я выскакиваю за двери и мчусь к машине: синий «престиж», если я правильно помню. Я сажусь на водительское сиденье, кладу руки на руль — и неожиданно мне становится не по себе. Меня могут увидеть соседи! У меня не получается дотянуться до педалей, они слишком далеко, ноги Пола длиннее моих. Не знаю, что я делаю сейчас или что ищу. Я проверяю все, но ничего не нахожу.
Поиски под сиденьями выявляют сморщенный огрызок от яблока и вырванную страницу комиксов.
Я почти расстроена. Полицейские в сериалах на каждом шагу чудесным образом обнаруживают сережки жертвы, словно женщины роняют их повсюду. Мне хочется смеяться, когда я представляю, что нахожу пару грязных трусов с надписью «Понедельник».
Обойдя вокруг машины, я пристально рассматриваю бампер. Сюрприз-сюрприз, нет никаких гравировок женщины, украшающих его. В дверях дома соседей появляется мужчина. Мы машем друг другу рукой, и я делаю вид, что рассматриваю свои кустарники. На улице тихо и спокойно; именно такой должна быть моя жизнь, но даже вечерний солнечный свет не может отогнать мои готические мысли. Путаю ли я дружеские отношения с интимными? Неужели я плохо знаю своего мужа?
Я стою на тротуаре и оглядываюсь на свой дом, когда до меня вдруг доходит. И озарение поражает в самое сердце. Мы с Полом купили развалины и прекрасно отреставрировали их, переделали эту кроличью нору в изящный дом, о котором мечтает каждая семья. На месте огромного сада перед домом когда-то была пустыня. Мы заменили растрескавшийся асфальт гранитной плиткой и сделали стоянку для машин, а еще высадили массу растений. Наши соседи охали и ахали от восторга, но мы очень скоро поняли, что допустили ошибку: места для парковки оказалось слишком мало. Расстояние до ограды сада очень небольшое, и нужно хорошенько пошевелить извилинами, чтобы поставить машину. Я отхожу в сторону и пристально смотрю на зеркало заднего вида. Нужно сконцентрировать все свое внимание, чтобы заехать сюда. Той ночью Пол припарковался здесь, и с тех пор никто из нас не пользовался этой машиной. Его маневрирование было идеальным до малейшего сантиметра.
Я отчетливо помню наш разговор, и у меня снова замирает дыхание.
— Сколько же тебе пришлось выпить?
Он был в замешательстве и ничего не ответил, оставив это на мое усмотрение. Мне кажется, что Пол был трезв. Он мыслил ясно и преследовал какую-то свою цель. Неужели он притворился, будто упал без чувств?
Исполненная решимости, я поднимаюсь по лестнице, перепрыгивая через ступеньку.
Пол человек неаккуратный. У него прекрасный характер, но он делает все хаотично. Мы ругались по этому поводу на протяжении многих лет, а наши друзья и смеялись, и скучали от моих рассказов о его легендарной неопрятности: брошенное в коридоре пальто, туфли, оставленные перед лестницей, чтобы непременно о них споткнуться… Однажды я нашла документы на дом в кипе бумаг, которые он отложил, чтобы разжигать камин. Но все те годы, пока я ходила за ним, сейчас окупились — теперь я знаю, где что лежит.
Я перебираю корзину с грязным бельем. Ничего. Я проверяю карманы его брюк, изучаю подошвы его туфель и оживляюсь, когда нахожу портфель Пола. Но пристальное изучение его содержимого не выявляет ничего, кроме платежных квитанций, контрактов, нескольких пластырей и старой пачки жевательной резинки. Я поднимаю его черное пальто: сегодня теплая погода, и Пол надел макинтош. Я изучаю его на предмет волос, крови, пятен — словом, того, что не относится к моей жизни. Я обнюхиваю его. Ничего. Я вспоминаю каждое мгновение той ночи, когда он вернулся. Я что-то упустила, какую-то важную деталь. Луч солнца пробивается сквозь тучу и озаряет гостиную. Та ночь была холодной — казалось, вот-вот наступит зима. А Пол мерзляк. Я не могу найти его шарф и начинаю в отчаянии метаться по дому. Я знаю здесь каждую дыру и каждую вмятину; знаю, где неровные полы и куда закатываются игрушки; знаю, в каких углах собирается пыль и откуда пробираются муравьи. Если мой муж спрятал что-то, у него нет никаких шансов. Через полтора часа, когда опускаются сумерки, я решаюсь перебраться на вражескую территорию и начинаю с сарая. Там все тщательно убрано — четкий контраст по сравнению с хаосом, в котором Пол живет со мной через сад. Я поднимаю аккуратно скрученные мотки веревок, открываю газонокосилку, вымытую и убранную на зиму. Если он хочет, то может быть абсолютно другим человеком. От этой мысли мне становится не по себе. Я снимаю грабли и вдруг слышу, что меня кто-то зовет. За нашим садом находится искусственный канал, вдоль противоположного берега тянется бечевник. Полу канал понравился, когда мы еще в первый раз приехали смотреть дом, потому что он четко соответствовал его представлению об идеальном детстве: он купит лодку и будет учить Джоша рыбачить. Дом мне понравился, но я боюсь воды, поэтому настороженно отнеслась к причалу прямо за нашим задним двором. Но Пол настоял, и мы купили этот дом. Забавно, как все обернулось, потому что теперь именно я люблю этот канал. Люблю речные суда, с которых ловят рыбу тралом; суда, которые перевозят пластиковые бочки и тянут на буксире деревья. Люблю бородатых мужчин на лодках, которые останавливаются здесь на несколько дней, прежде чем продолжить путешествие по старым транспортным артериям Англии, и случайных велосипедистов, машущих нам с бечевника.
Я выхожу из сарая, смахивая с плеч пожухлую траву.
— Привет, Маркус!
Через полгода после приобретения дома мы купили и причал, а Пол подыскал в Вустере старую баржу. С тех пор за нашим садом плавает «Мария-Роза», периодически выполняющая роль выездного офиса Форвуда. Сейчас ее арендуют студенты Макс и Маркус, знакомые наших знакомых. Мы с Полом несколько недель спорили, голубые они или нет, но Джесси успокоила нас, переспав с Максом при первой же встрече на барбекю в нашем саду. На следующее утро она появилась в кухне озорная и одновременно смущенная. Она выпила крепкий черный кофе, чтобы унять шум в голове, и окрестила Макса и Маркуса «М&Ms», потому что они «стоят того, чтобы их съесть».
Маркус машет мне рукой.
— Вы что-то потеряли?
— Себя.
Его юная улыбка на время оживляет меня. Я облокачиваюсь на забор и неожиданно чувствую себя невероятно измотанной.
— Как у вас дела?
Маркус почесывает грудь через футболку с названием неизвестной мне группы.
— Отлично! Да, отлично. Мы были на вечеринке, которая продолжалась два дня. Нет, подождите, наверное, три. Это было… Да вы поняли.
Он пожимает плечами, а я улыбаюсь. Время — это проблема родителей… и ревнивых жен. Я прикидываю, что если Маркуса здесь не было, то он не мог видеть, как Пол топит свой шарф. Или оружие.
— Макс с тобой?
В ответ из кабины показывается голова, потом появляется длинное тело. Макс протирает сонные глаза.
— Только проснулся, как я понимаю?
Он зевает, и материнская нежность к нашим прекрасным квартирантам отвлекает меня от мрачных мыслей. Макс и Маркус — каждому, должно быть, года по двадцать два, красивые, беззаботные, внимательные — наслаждаются жизнью за городом. Они уже жили на барже около двух недель, когда Полу понадобилась помощь, чтобы спилить сосну. В конце концов они втроем с шумом повалили ее на нашей лужайке, в то время как я и дети, съежившись, сидели в доме. С тех пор Джош без ума от них. Макс — это единственный человек, который может оттянуть Джоша от телевизора; он часами играет с ним в мяч или садится возле стола на старый стул, а Джош, словно терьер, рыщет вокруг в поисках брошенного мяча.
Кессиди была в ужасе, когда я рассказала ей о замечательных молодых людях, живущих за нашим забором.
— Делать макияж, чтобы выйти в собственный сад, это кощунство, — говорила она.
Кессиди не поняла, что Макс и Маркус выполняли более полезную функцию: они заставили меня почувствовать себя снова молодой.
— Что вы ищете? — спрашивает Маркус, кивая на сарай.
— А-а… Я где-то оставила свой шарф, — говорю я.
— Так у меня есть. Если хотите, можете взять.
Я вежливо отказываюсь.
— У меня их штук десять там, — смущенно показываю я на дом.
Были ли мы с Полом когда-нибудь такими же беззаботными и наслаждались ли жизнью вот так? Когда я поднимаюсь в сад, последние лучи дневного света прячутся за нашим огромным домом.
Через час я уже вытаскиваю из чулана и пересматриваю пакеты с собравшимися за неделю куриными косточками, коробками из-под чая и карри и стаканчиками от йогурта и с каждым новым движением испытываю все большее разочарование. Я остаюсь с пустыми руками, шарф так и не нашелся. И тут я позволяю себе расплакаться. Потом тщательно мою руки, чтобы избавиться от запаха полусгнивших отходов. Голова у меня просто раскалывается. Всего несколько дней назад Пол смывал кровь в эту раковину. Я беру моющее средство и так сильно тру эмаль, что начинают болеть пальцы. Потом наливаю отбеливатель в водосточную трубу. Мои руки дрожат. Соберись, Кейт, соберись!