Закрити
Відновіть членство в Клубі!
Ми дуже раді, що Ви вирішили повернутися до нашої клубної сім'ї!
Щоб відновити своє членство в Клубі — скористайтеся формою авторизації: введіть номер своєї клубної картки та прізвище.
Важливо! З відновленням членства у Клубі Ви відновлюєте і всі свої клубні привілеї.
Авторизація для членів Клубу:
№ карти:
Прізвище:
Дізнатися номер своєї клубної картки Ви
можете, зателефонувавши в інформаційну службу
Клубу або отримавши допомогу он-лайн..
Інформаційна служба :
(067) 332-93-93
(050) 113-93-93
(093) 170-03-93
(057) 783-88-88
Якщо Ви ще не були зареєстровані в Книжковому Клубі, але хочете приєднатися до клубної родини — перейдіть за
цим посиланням!
УКР | РУС

Марі-Бернадетт Дюпюї — «Ангелочек. Время любить»

Глава 1
Среди ночи
Деревня Гажан, среда,
18 мая 1881 года

Дрожащими руками Анжелина обняла уже посиневшее маленькое тельце. Ребенок умер, и ничто не могло воскресить его. Анжелина выпрямилась и посмотрела на мать, еще не пришедшую в сознание. Желтоватое лицо женщины резко выделялось на фоне подушки с белоснежной наволочкой.

— Я ничего не могла сделать. Роды были слишком долгими, слишком трудными, — обратилась Анжелина к старой женщине, сидевшей, перебирая четки, у изголовья роженицы.

— Мою сноху предупреждали: хотеть во что бы то ни стало подарить мужу сына в тридцать семь лет — неосмотрительно с ее стороны. У нее уже было два выкидыша. На этот раз она считала, что все закончится благополучно. Я молчала, но полагала иначе… А что вы думаете? Я знаю, что говорю. В нашей семье никто не нуждался в посторонней помощи, в такой помощи, какую оказываете вы…

Анжелина вздохнула. Родственники всегда выжидали несколько часов, прежде чем позвать ее. А ведь во многих случаях время играло главную роль!

— Возможно, мне удалось бы спасти малыша, если бы его отец не решил ограничиться вашими услугами, мадам! — мягко возразила Анжелина. — Но к чему спорить? Уже слишком поздно.

Молодая повитуха, стоя прямо, прижимала новорожденного к груди, которую закрывал фартук, испачканный кровью. Смирившись с неизбежным, охваченная глубокой печалью, Анжелина перекрестилась. Взгляд ее затуманенных печалью прекрасных глаз упал на распятие, висевшее над кроватью, и она принялась читать «Отче наш».

— Аминь! — прошептала старуха в конце молитвы и тоже перекрестилась.

«Господи, прими душу этого невинного младенца в свой рай! Даруй ему вечную жизнь среди небесных ангелов!» — мысленно добавила Анжелина Лубе. Старуха смотрела на Анжелину с видом инквизитора. Покачав головой, она тихо произнесла:

— В деревне мне говорили о ваших глазах, но надо их видеть самой, чтобы поверить! Такой необычный цвет…

В самом деле, в деревне всех удивляли сияющие глаза молодой повитухи, похожие на два аметиста в оправе темного золота ресниц.

— Разумеется, мадам, но сейчас не время говорить об этом. Прошу вас, помогите мне. Надо запеленать младенца и унести его в другую комнату. Скоро мать придет в себя и захочет увидеть своего ребенка.

Дверь внезапно распахнулась. В комнату ворвался высокий мужчина с обветренным лицом, волосами с проседью и орлиным носом. Он взглянул на младенца, потом на свою жену, лежавшую неподвижно.

— Ну, он родился? — грубо спросил мужчина. — Малыш… почему он не плачет? Я же сказал, чтобы меня позвали, когда он появится на свет!

— Я собиралась поставить вас в известность, — произнесла Анжелина голосом, полным сочувствия. — Мсье Мессен, ваш сын уже был мертв, когда я сумела вытащить его. Мне очень жаль. Ваша жена испытывала адские муки. Мне пришлось дать ей эфир. Другого выхода облегчить ее страдания у меня просто не было. Эфир порой вызывает глубокий сон, но у него есть огромное преимущество: он подавляет боль.

— Что-о?! — завопил хозяин дома. — Вы дали ей наркотик? Ну и методы у вас! Ты слышала, матушка? Боже всемогущий! Эфир!

Мужчина подошел к посиневшему младенцу со сморщенным личиком. Это был пухлый карапуз, весивший не менее четырех килограммов.

— Какой красивый мальчик! Да, он был бы красивым мальчиком! — простонал мужчина. — Мой наследник, мой сын! Я женился во второй раз только для того, чтобы иметь сына! А он умер!

Анжелине было больно смотреть на мужчину, охваченного гневом и отчаянием. От сильного волнения черты его лица исказились. Повитуха опустила голову, от всей души сожалея о трагическом исходе родов, однако она не чувствовала себя виновной.

— Мсье Мессен, прошу вас! — тихо произнесла Анжелина. — Ребенок был слишком крупным, а беременность затянулась на десять дней. Это чудо, что мадам Мессен выжила.

— Чудо? — прорычал мужчина. — Мне плевать на чудеса! И как только вам пришло в голову, матушка, позвать эту девицу?!

— Вы оскорбляете меня, мсье! — с достоинством заявила Анжелина. — Я понимаю ваше горе, но вы не должны терять контроль над собой.

Белая косынка, повязанная на голове, скрывала роскошные темно-рыжие волосы, делая еще прекраснее совершенное лицо Анжелины. Анжелине было всего двадцать два года, но она уже пользовалась репутацией самой красивой девушки и самой умелой повитухи края. Раздираемый отчаянием, Жан Мессен, тем не менее, смотрел на Анжелину как на посланницу сатаны. Уперев руки в бока, выпучив глаза, он, казалось, был готов броситься на нее. Обезумевшая от ужаса его мать, Эжени, вскочила со стула и встала перед сыном.

— Жанно, послушай меня! Я все видела, она не лжет. Ты знаешь, я понимаю в этом толк, но я не могла ничего сделать. И тогда я сочла за благо обратиться к мадемуазель Лубе. Возможно, ты сделаешь ей другого малыша, своей супруге. Бог дал, Бог взял. Надо покориться воле Божьей.

Анжелина воспользовалась удобным моментом, чтобы положить младенца на комод, рядом с заранее приготовленными вещами. Подушка, плотная хлопчатобумажная пеленка, таз с теплой водой и вышитые распашонки ждали живого ребенка. С тяжелым сердцем Анжелина накрыла тельце ребенка пеленкой. Теперь ей предстояло заняться несчастной матерью, ведь Анжелине пришлось разрезать промежность, чтобы избежать разрывов, которые гораздо труднее зашивать, чем аккуратные разрезы. Это была миниатюрная женщина с потускневшими светлыми волосами. Несмотря на свой возраст, она казалась совсем юной. Погруженная в сон, бледная, очень хрупкая по сравнению со своим крепко сбитым мужем, она вызывала у Анжелины жалость.

— Божья воля! — гремел Жан Мессен. — Напрасно я ставил свечи в церкви, делал подарки нашему кюре! Мой сын умер! Уж теперь-то от меня никто не дождется подношений!

— Мсье, прошу вас, не кричите так громко! — произнесла ошарашенная Анжелина.

— А вы убирайтесь! — зарычал Мессен. — Я не хочу видеть вас в своем доме, понятно?

— В любом случае я не уйду, не оказав помощь вашей супруге.

Мужчина приблизился к Анжелине, гневно глядя на нее. Он был выше молодой женщины на целую голову.

— Вы что, оглохли? Я не терплю, когда мне перечат! Убирайтесь из этого дома, да поживей! — произнес он, угрожающе подняв руку.

— Нет! Я не оставляю своих пациенток в беде, мсье! И хочу вам сказать, что я повитуха знающая, что бы вы ни говорили. Я получила диплом в больнице Тарба, где какое-то время практиковала.

Анжелина внимательно смотрела на Жана Мессена, гладившего дрожащей рукой свою бороду. Он не был пьяным, в этом она не сомневалась. Он обезумел от горя, другого объяснения она не находила. «В каком состоянии была бы я, если бы малыш Анри умер у меня в чреве в ту ночь, когда я родила его в пещере Кера? — спрашивала себя Анжелина. — Этот мужчина жил в отчаянии много лет, поскольку его первая жена не смогла родить ему наследника».

Анжелине поведала об этом старая Эжени, которая изливала повитухе душу, пока ее сноха испытывала нестерпимые страдания, пытаясь освободиться от плода.

— Мсье Мессен, позвольте мне закончить свою работу! — мягко настаивала Анжелина. — Ваша мать права: ваша жена еще может подарить вам другого ребенка, если полностью оправится после столь тяжелых родов. Но для этого я должна ее осмотреть и остаться с ней до завтрашнего утра.

Вместо ответа мужчина железной хваткой схватил Анжелину за руку.

— Вон отсюда! Убирайтесь к черту! Я не хочу больше ни видеть, ни слышать вас. Я пойду к доктору. Лучше бы я сразу обратился к нему!

Под испуганным взглядом матери Жан Мессен вытолкал Анжелину на лестничную площадку второго этажа и захлопнул за ней дверь. Возмущенная подобным обращением, Анжелина забарабанила в дверь.

— Отдайте мой саквояж и инструменты! — прокричала Анжелина, с трудом сдерживая слезы отчаяния. — И если вы намерены обратиться к доктору, скажите ему, чтобы он побыстрее зашил вашу супругу! А вы, мадам Эжени, прошу вас, вымойте ее! Я не успела это сделать. Вымойте ее водой с карболкой. У меня есть бутылка карболки в сумке! В красной кожаной сумке…

Старая женщина, немного поколебавшись, согласилась. Анжелине казалось, что ситуация становится почти комичной. «Почему я оказалась дома, когда эти люди пришли?» — жалобно спрашивала она себя. Но Анжелина тут же устыдилась этой мысли, противоречащей клятве во всем следовать примеру матери, Адриены Лубе, тоже повитухи, память о которой до сих пор была жива в крае, хотя с момента ее гибели прошло уже пять лет.

— Мама, как бы ты поступила на моем месте? — тихо спросила Анжелина, не в состоянии сдвинуться с места. Изнемогая не только от усталости, но и от ярости, Анжелина закрыла глаза. Несколько часов подряд она боролась, чтобы подобающим образом выполнить свою задачу. Она делала массаж, давала советы, увещевала, молилась. Увы! Мадам Мессен, рожавшая в первый раз, дважды теряла сознание, не в состоянии больше терпеть невыносимую боль. Ее душераздирающие крики болью отзывались в сердце повитухи.

«Господи! Почему ты не прекращаешь эту пытку? — мысленно вопрошала Анжелина. — Некоторые женщины кажутся просто созданными для легких родов, но для других роды становятся крестным путем, который ведет к погибели».

Несмотря на все возраставшее отчаяние, Анжелина пыталась вернуть свой кожаный саквояж, где лежали инструменты. Она еще дважды стукнула в дверь.

— Мсье Мессен, вы не имеете права лишать меня моих инструментов! — крикнула Анжелина.

За деревянной дверью, выкрашенной в серый цвет, раздался пронзительный голос старухи:

— Мне очень жаль, мадемуазель Лубе, но мой сын все выбросил в окно. К тому же сноха пришла в себя и требует показать ей ребенка.

Едва Анжелина спустилась на первый этаж, как к ней подбежал батрак. Анжелина узнала его: это он должен был заниматься ее кабриолетом и кобылой.

— Запрягать ваше животное? — поинтересовался он с очаровательным акцентом.

— Да, поскольку меня выгоняют отсюда! — ответила Анжелина. — Простите, но я должна подобрать свои вещи, разбросанные по двору.

Ничего не понимающий подросток согласно кивнул. Он расхаживал взад и вперед, одетый в рваные холщовые брюки и грязный жилет.

— Ну, так он родился, малыш хозяина? — спросил он, глядя на Анжелину.

— Он родился мертвым, — сухо ответила она.

Не стоило вступать в разговор со слугами — на следующий же день в деревне начнутся пересуды.

— А! — Парень поспешно перекрестился. — И почему же?

Анжелина отмахнулась от него, как от назойливой мухи, хотя с ее губ были готовы сорваться резкие слова. Но она сдержалась, чтобы не излить все свое негодование. «Да, он родился мертвым, потому что никто не осматривал будущую мать в течение беременности! Разумеется, он родился мертвым, потому что в последние недели она не вставала с кровати, так как боялась преждевременных родов, хотя должна была ходить, двигаться, чтобы стимулировать роды!»

Судя по словам свекрови Люсьены Мессен, та хорошо себя чувствовала на протяжении почти десяти месяцев. «Возможно, в больнице Тулузы врачи сделали бы кесарево сечение и ребенок родился бы живым, — думала Анжелина. — Но не здесь, в таких условиях…»

На востоке, за крышей голубятни, забрезжил голубоватый свет. Вскоре взойдет солнце. При этом слабом свете молодая женщина разыскивала содержимое своего саквояжа, разбросанное по мокрой земле, среди соломы и куриного помета.

— О нет! — простонала Анжелина.

Медное хирургическое зеркало треснуло, самшитовый рожок, столь нужный для прослушивания биения сердца младенца в материнской утробе, валялся в грязи.

Стоявший поодаль батрак наблюдал за Анжелиной.

— Запрягай мою лошадь, — обратилась она к нему. — У меня нет ни малейшего желания задерживаться у твоего хозяина.

Батрак побежал в сторону конюшни. Когда он вернулся с коляской, держа кобылу под уздцы, Анжелина по-прежнему искала железную коробку, в которую складывала ножницы, иглы и нитки.

— Чего-нибудь не хватает, мадемуазель?

— Да, главного — моего кожаного саквояжа, — ответила она.

Едва сдерживая рыдания, она складывала инструменты в подол фартука.

— Я помогу вам. Мсье Мессен — славный мужик, конечно, но только когда не гневается. Да вот он, я вижу его, ваш саквояж! Стойте здесь, я сейчас сниму его.

Подросток указал рукой на ветку каштана, росшего перед фасадом дома. Саквояж висел там, зацепившись ручкой за сучок.

— Спасибо, ты очень любезен, — вздохнула Анжелина. — Будь осторожен.

— Это не очень высоко, я быстро его достану.

Анжелина смотрела, как паренек залезает на дерево и с привычной ловкостью добирается до ветки. К счастью, кошелек лежал в кармане ее юбки. Она тайком вынула монету достоинством в двадцать су, чтобы отблагодарить батрака. Тот слез на землю и с довольным видом протянул ей саквояж.

— Держи! Это тебе за труды, — сказала Анжелина, протягивая ему монету.

— Не надо, мадемуазель. Мне достаточно вашей улыбки.

Я это сделал ради ваших прекрасных глаз.

— Не глупи. Деньги есть деньги...