Таня Валько — «Арабская сага»

I. Тяжелые воспоминания

Аллах, поистине, к Своим творениям строго справедлив —

Они к самим себе несправедливы.

 

Пролог

Перед отъездом из Индонезии вся семья собралась в апартаментах Карима аль-Наджди в Джакарте. Они вместе хотят поговорить о будущем, хотя решение уже принято. Всегда лучше поделиться мыслями и обсудить все с близкими. Тут все Новицкие: пара, пережившая события, связанные с кризисом среднего возраста, в лице Дороты, которую точит неизвестная болезнь, и Лукаша, подавленного после неудачного романа с молодой индонезийкой Адиндой; их возмужавший сын Адась и двое дочерей Дороты — младшая Дарья, быстро повзрослевшая после трагических событий, и Марыся Салими, бывшая госпожа бен Ладен, теперь аль-Наджди. Ее бесстрастное лицо напоминает маску, она покорна судьбе, но сердце трепещет в ее груди, как раненая птичка в клетке.

— Я пригласил еще одного человека, который неразрывно связан с нашей семьей, — говорит Карим. — Хамида бен Ладена.

При этих словах Дарья распахивает большие голубые глаза и хватается за голову, Марыся же из-под насупленных бровей бросает на мужа быстрый встревоженный взгляд.

— Ты что, ошалел? — восклицает теща. — Зачем бередить старые раны? Это уже в прошлом!

— Не совсем, — спокойно говорит индонезиец. — У Хамида и Марыси есть сын, которого моя жена любит больше жизни. Что, в конце концов, естественно.

— Ну и что, что любит! — не сдается Дорота, считающая затею зятя исключительно глупой. — Она отдала своего ребенка его отцу, не знаю, почему и как она это сделала, но так уж случилось. Ничего не сделаешь.

— Она совершила необдуманный шаг, но это не значит, что она должна мучиться до конца жизни. Теперь у мальчика нет матери, даже неродной, потому что красавица Зайнаб погибла во время теракта на Бали, в то время как мы сами чудом остались живы. Поэтому мы также едем в Саудовскую Аравию, чтобы Марыся могла наладить контакт с ребенком, — говорит мужчина решительно.

— Охренеть! — восклицает Дарья. — Хотя, в общем, я вспоминаю жизнь в Эр-Рияде как время счастливой молодости. Там было не так уж плохо… — говорит она в задумчивости.

— Хорошо было, — поддерживает Адась сестру по матери. — И в школе, и в поселке, где мы жили. И приятели у меня были супер, не то что здесь.

— Дорота, может, подумаете и присоединитесь к нам?..

Сигнал домофона прерывает Карима. Через минуту слышен звонок в дверь, и хозяин проводит в зал красивого высокого араба, у которого после последних трагических событий на, казалось бы, райском острове поседели виски.

— Здравствуйте.

Мужчина шокирован, увидев всю свою бывшую родню в сборе.

— Ты не говорил, что здесь будут все.

— Если бы я сказал, ты бы наверняка не пришел. А я считаю, что необходим обоюдный откровенный разговор.

— Что ж, ты прав, — признает Хамид.

— Хватит лжи! — Несмотря на спокойное и всегда добродушное выражение лица, индонезиец в эту минуту необычайно серьезен.

Марыся тем временем обводит собравшихся невидящим взглядом. Она приходит к выводу, что бедный Карим не имеет понятия, что говорит и на что отважился. «Если бы ты знал, что я тебе с ним изменила и по-прежнему люблю этого человека, любовь всей моей жизни, то не произносил бы этих слов, — мысленно спорит она с мужем, — не хотел бы такой искренности!»

Она тяжело вздыхает и изо всех сил старается взять себя в руки, чтобы не расплакаться.

«Очередной добрый парень, которого я загнала в угол. Очередной, кого нехотя обижаю».

— Поэтому садись, друг, и послушай, что мы решили.

Индонезиец вежливо улыбается, указывая старому приятелю на кресло.

— Может, отправим Адиля к нашей няне, которая занимается Надей?

Он берет из его рук улыбающегося, довольного малыша и выносит в другую комнату. Все ждут молча.

— Мы с Марысей уезжаем, возвращаемся жить в Саудовскую Аравию, — сообщает Карим, вернувшись и глядя Хамиду прямо в глаза. Тот только поджимает губы.

— Почему? — спрашивает Хамид. — Не понимаю.

— Вот именно, почему?! — вмешивается Дорота, которая противится безрассудным планам, потому что материнским сердцем чувствует, что Марыся устроит этим порядочным мужчинам ад на земле. Уж точно долго не будет длиться связь с нелюбимым Каримом, который — о чудо! — ни о чем не подозревает.

— Потому что я чувствую себя больше саудовцем, чем индонезийцем. С трех лет и до недавнего времени я жил в королевстве Саудовская Аравия, мой отец — саудовец. Может, я так не выгляжу, но я больше араб, чем азиат, — заканчивает он, грустно улыбаясь. Его темно-карие глаза в форме полумесяца смотрят на всех с такой искренностью и серьезностью, что слушающие уже не возражают, а только с пониманием кивают головами. — Марыся тоже наполовину арабка. Ей хорошо, когда она слышит призывы муэдзинов к молитве среди пустынной пыли в воздухе. Азия нам решительно не подходит.

— Мне тоже, — присоединяется Дорота.

— И мне, — поддерживает Дарья. — Я люблю арабские страны. Я провела там большую часть жизни.

— А что бы вы сказали, мои дорогие тесть и теща…

Карим колеблется минуту, думая, хороший ли это план, но все же решительно заканчивает мысль:

— …чтобы вместе с нами вернуться к древним саудовским пескам?

— Я думаю… Может, это и неплохая идея? Мне там хорошо работалось, среди компетентных людей, которые меня ценили, — осторожно улыбается Лукаш. — Не говоря уже о сумасшедшей зарплате.

Он даже разрумянился, вспоминая достаток и стабильность, которых его семья достигла на Ближнем Востоке.

— Ты забыл, мой дорогой, что какая-то неизвестная болезнь точит меня изнутри? — Дорота бледнеет и вся дрожит, так как чувствует, что дела плохи.

— Вот именно, я помню об этом.

— В Эр-Рияде у нас есть больницы высочайшего мирового уровня, — присоединяется молчавший до сих пор Хамид. — В одной из них долгие годы работал Карим, и он наверняка туда вернется.

— Разумеется! В больнице медико-санитарной службы Национальной гвардии делают фантастические вещи. Ведь именно там разделили польских сиамских близнецов — Ольгу и Дарью. Провели операцию, длившуюся восемнадцать часов, в которой участвовал медколлектив из шестидесяти человек, из них двадцать семь хирургов. За пластику отвечал я, оперировал с тремя коллегами.

— Ты никогда этим не хвастался, — не скрывает потрясения Дорота. — Я знала, что ты занимаешься пластикой, но думала, что, скорее всего, увеличиваешь груди, — шутит она, а все до сих пор напряженно молчавшие громко смеются.

— Нечем кичиться. Разные вещи в жизни я делал и исправлял.

— В этом весь Карим — сама скромность, — подводит итог Хамид. — Если вам интересно мое мнение, то мысль о пребывании в Саудовской Аравии, особенно принимая во внимание состояние твоего здоровья, Дорота, прекрасна.

— Да-да, возвращаемся домой! — восклицает Адась, подскакивая.

— Может, и мне с вами, хотя я уже взрослая и должна идти своей дорогой… — просительно смотрит на мать Дарья.

— О чем ты говоришь? Оставайся с нами!

— Оставайся с нами! Оставайся с нами! — собравшиеся скандируют почти как на уличной демонстрации.

— Лети с нами: пока родители подпишут контракт и уладят все формальности, может пройти время и ты потеряешь год учебы. — Марыся постепенно обретает уверенность, видя, что все может сложиться не так трагически, если снова все будут вместе, вся семья, понимающая и поддерживающая в горе и радости.

— Правда? — удивляется Дарья и бросает взгляд на Карима, будто спрашивая его мнение, а тот только поддакивает.

— Вместе начнем учебу — что ты на это скажешь? Как думаешь, Марыся?…