Закрити
Відновіть членство в Клубі!
Ми дуже раді, що Ви вирішили повернутися до нашої клубної сім'ї!
Щоб відновити своє членство в Клубі — скористайтеся формою авторизації: введіть номер своєї клубної картки та прізвище.
Важливо! З відновленням членства у Клубі Ви відновлюєте і всі свої клубні привілеї.
Авторизація для членів Клубу:
№ карти:
Прізвище:
Дізнатися номер своєї клубної картки Ви
можете, зателефонувавши в інформаційну службу
Клубу або отримавши допомогу он-лайн..
Інформаційна служба :
(067) 332-93-93
(050) 113-93-93
(093) 170-03-93
(057) 783-88-88
Якщо Ви ще не були зареєстровані в Книжковому Клубі, але хочете приєднатися до клубної родини — перейдіть за
цим посиланням!
УКР | РУС

Сюзанна Кірслі — «Забытая история любви»

Глава 10
… — Как продвигается книга? — поинтересовался Грэм.
«Да, эта тема гораздо безопаснее», — подумала я.
— Очень даже хорошо.
— Вы всегда пишете по ночам?
— Не всегда. Ближе к концу я пишу круглые сутки. Но лучше всего у меня получается, когда я работаю поздно. Не знаю почему. Может быть, потому, что в это время я впадаю в какое-то полусонное состояние.
— Такое вполне возможно, — согласился он. — Наверное, по ночам ваше подсознание включается и выходит на передний план. У меня есть друг, художник, так вот он мне то же самое рассказывал. Проще всего ему работается по ночам, когда сознание начинает отключаться и он почти засыпает. Говорит, в таком состоянии он отчетливее видит суть вещей. Только скажу вам честно, я не замечаю разницы между его дневными и ночными картинами. Для меня все они — набор больших разноцветных пятен, не более.

За последнюю неделю, особенно после того, что я узнала о Софии Патерсон, у меня сформировалось определенное мнение о значении подсознания и о том, как оно влияет на мою работу, но ничего этого я не стала говорить.

— В моем случае это больше дело привычки. Писать (серьезно писать, а не ради забавы) я начала, когда еще училась в университете, и свободное время у меня было только по ночам.
— И что вы изучали? Английский язык?
— Нет. Я люблю читать, но я всегда ненавидела, когда книги начинали разбирать по кусочкам и анализировать. «Винни-Пух как политическая аллегория» и тому подобное. Меня это никогда не интересовало. В «Барретты с Уимпоул-стрит» (ну, вы знаете эту пьесу) есть место, где Элизабет Барретт пытается разобрать смысл одного из стихотворений Роберта Браунинга. А потом, когда она показывает ему, что получилось, тот, читая, говорит ей: «Когда стихотворение писалось, его понимали лишь Бог и Роберт Браунинг, а теперь его понимает только Бог». Примерно то же я чувствую, изучая английскую литературу. Откуда кто-то может знать, о чем думал автор, и почему это должно иметь какое-то значение? Я предпочитаю читать для удовольствия. Я изучала политику.
— Политику?
— Я хотела изменить мир, — призналась я. — Ну, и мне казалось, что это все равно когда-нибудь да пригодится. Все в мире завязано на политике.
С этим спорить он не стал, спросил только:
— А почему не историю?
— Опять же, я занимаюсь ею для удовольствия. Учителя всегда отбивают у учеников охоту к своему предмету. Как-то лишают его, так сказать, жизни. — Я попыталась немного смягчить свое заявление: — Не все учителя, естественно, но…
— Нет-нет, это бесполезно, раз уж вы сказали. — Откинувшись на спинку стула, он какое-то время с любопытством рассматривал меня. — Я постараюсь не обижаться.
— Я не имела в виду…
— Вы сейчас запутаетесь еще больше, — предупредил он.
— Ну ладно. Я все равно так и не окончила университет.
— Почему?
— Потому что до этого времени я написала свой первый роман. Он начал продаваться, и после этого все завертелось так, что мне стало не до учебы. Иногда я жалею, что не получила ученую степень. Хотя, с другой стороны, жаловаться мне не на что, — добавила я. — Мне повезло, что я зарабатываю на жизнь, занимаясь любимым делом.
— У вас талант.
— Отзывы критиков смешанные. — Тут я замолчала, потому что вдруг поняла, что он сказал и как это было сказано. — Почему вы решили, что у меня талант?
Я поймала его.
— Я на этой неделе прочитал одну вашу книгу.
— Да? Какую?
Он назвал.
— Знаете, я получил удовольствие. Правда. Больше всего меня впечатлили батальные сцены.
— Спасибо.
— И видно, что вы очень серьезно относитесь к подготовке материала. Хотя мне было жаль, что главному герою пришлось умереть.
— Я знаю. Я бы и сама хотела, чтобы все закончилось хорошо, но в действительности все произошло именно так, а я не люблю менять историю. — К счастью, многие из читателей одобрили мой финал и, если верить их письмам, получили настоящее удовольствие от такой трагической истории, от души наплакавшись в конце.
— Моей матери ваши книги понравились бы, — сказал он.
Не отрывая руку от лошадиной шеи, я повернулась.
— Ее давно не стало?
— Она умерла, когда мне был двадцать один год.
— Мне очень жаль.
— Спасибо. Мне тоже. Отец эти пятнадцать лет сам не свой. Я думаю, он себя винит.
— В чем?
— У нее было больное сердце, и он думает, что должен был попытаться заставить ее жить спокойнее. — Грэм улыбнулся. — С таким же успехом он мог бы пытаться остановить лавину. Моя мама не знала, что такое покой...

Глава 16
… Незнакомая комната. Я не узнала расположения окон и стен, когда проснулась. К тому же здесь было слишком просторно. Несколько секунд я озадаченно моргала, а потом почувствовала спиной что-то твердое и теплое, услышала ритмичное дыхание Грэма и поняла, где нахожусь.

Я закрыла глаза. Мне захотелось одного — оставаться здесь, в его объятиях, когда его голова лежит на подушке так близко к моей, что его дыхание шевелит мне волосы. Я почувствовала, точно так же, как тогда, в кухне, когда он делал чай, что могу переживать этот миг снова и снова и никогда не устану от него. Но вместе с тем, как эта полусонная мысль дошла до моего сознания, другая сцена начала появляться у меня в голове, развеивая дремоту. Я попробовала сопротивляться, но от этого стало еще хуже, и в конце концов я сдалась. Аккуратно сняв с себя руку Грэма, я, стуча зубами от холода, выскользнула из-под одеяла, оделась и спустилась вниз.

В кухне у зимнего сада уже не было солнца, теперь луна отбрасывала на пол длинные тени. Я замерзла. Возле двери во двор на крючке рядом с куртками висела большая выцветшая синяя футболка для игры в регби с красными и золотыми полосами. Выглядела она так, будто прошла не одну войну, но показалась мне теплой, поэтому я надела ее и подтянула длинные рукава до локтей.

Ангус поднял голову и дружелюбно шевельнул хвостом, когда я подошла и села рядом с ним, а потом перекатился на спину и задрал вверх лапы, подставляя мне грудь. Я почесала его, но рассеянно, и Ангус, похоже, имел представление о том, что такое сосредоточенность, потому что зевнул и снова свернулся калачиком возле меня, засунув нос и одну переднюю лапу в складки хозяйской футболки. Когда я начала писать, он уже спал.

София осторожно пошевелилась в кровати, чтобы не потревожить сон ребенка. Ощущение прикосновения этого маленького тельца к ее телу казалось ей столь непривычным и столь прекрасным, что у нее до сих пор в такие минуты порой перехватывало дыхание и сердце сжималось от удивления. Уже прошло три недели с того дня, когда ребенок появился на свет, но каждый раз, когда она всматривалась в крошечное личико дочери, ее волшебная красота заставляла Софию забывать обо всем вокруг. А она и вправду была красива, эта девочка, названная в честь сестер Мори и Софии Анной. Когда придет время, ее окрестят, как полагается, Анной Мэри Мори, но пока что она вполне могла побыть просто Анной. У этого существа были идеальные кукольные ручки и мягкие каштановые волосы, а глаза ее уже начали окрашиваться в зеленовато-серый цвет зимнего моря.

Каждый раз, встречаясь взглядом с этими глазами, София вспоминала полковника Грэйми, как он стоял рядом с ней у большого окна в гостиной Слэйнса и говорил, что когда-нибудь она увидит надежду, которую таит в себе зимнее море, и думала, что он, наверное, был прав, потому что в детских глазах дочери она видела новую жизнь, родившуюся из глубин этого сурового времени года, которое так долго держало мир в ледяном заточении, жизнь, возвестившую о приближении весны…